Для фундаментальных исследований должна быть использована схема, отличающаяся от применяемой в прикладной науке: постановка задач и формулирование приоритетов самим научным сообществом, без вмешательства чиновников. А вот оценивать предложенные задачи в логике наших возможностей и имеющихся вызовов — это уже прерогатива государства.
Формирование такого четкого и действующего механизма для определения приоритетов в фундаментальной науке — безотлагательная задача на сегодняшний день.
Мне бы хотелось сказать еще об одном немаловажном факторе, влияющем на систему выбора. Надо научиться договариваться. Ведь у нас эта проблема — неумение находить консенсус или хотя бы широкое согласие — везде: и в инновациях, и в науке, и в образовании. Причина, на мой взгляд, в дефиците схем, процедур, институтов, которым бы все доверяли. Важнейшим сегодня является вопрос качества научной экспертизы, доверие к ней. Когда даже проигравшие понимают, что проигрыш не следствие влияния на экспертизу сторонних факторов. Так же, кстати, должно быть и с научными приоритетами: будут направления, которые в их число не войдут, и их представители будут этим недовольны, но они должны согласиться, потому что есть четкая методология и экспертиза, которой все доверяют.
У нас есть положительный пример: деятельность РФФИ пользуется доверием научного сообщества, практически не было претензий к конкурсным процедурам по мегагрантам, выбору исследовательских университетов. Сейчас стартовал проект Российского научного фонда, и здесь тоже очень важно наладить качественную экспертизу.
— На примере РНФ вы строите модель идеальной экспертизы для России?
— Идеальной никогда не будет. Но руководство фонда должно стремиться к прозрачности и объективности конкурсных процедур, а это напрямую связано с качеством экспертизы проектов. И качественной, независимой она должна быть не только у РНФ. А фонд ведь не только ради отработки системы экспертизы образован. Он создается как один из институтов поддержки ранних этапов научных исследований. Потому что разные этапы требуют разных финансовых инструментов.
— Только на докоммерческой стадии?
— Да, только на докоммерческой. И здесь есть два подхода, которые надо поддерживать по-разному, хотя в обоих случаях через гранты. Первый — дать финансовые возможности ученым, дать ресурс людям, которые завоевали право делать то, что считают нужным, и как выдающиеся специалисты, и как люди с безупречной репутацией в науке.
— Звезды?
— Да. Для меня пример — Виталий Лазаревич Гинзбург. Это великие люди, которые приходят и говорят: «Я знаю, что надо делать. Дайте мне ресурс, я попробую это сделать». Это, в общем, субъективный, но правильный подход.
Есть второй подход, когда научное сообщество исходя из логики развития науки определяет, где вообще возможны прорывные направления. А затем организуется конкурс: кто лучше всех мог бы по этим направлениям продвинуться.
Есть еще третий подход, очень важный, который определяется государством, обществом, когда ставится задача создать что-то достаточно конкретное, потому что это необходимо.
Но здесь в качестве заказчика выступает не научный синклит, отбор происходит с участием тех людей, которые понимают, что должно получиться в результате. Фонд — это первые два подхода, для третьего существуют другие инструменты, например федеральные целевые программы.
Но и в этом случае, как и при выборе приоритетов, еще нет полностью сформировавшейся системы. Например, предлагается провести конкурс в РНФ по поддержке через программы развития тех институтов, которые имеют лучшую репутацию, которые уже завоевали самое большое количество грантов РФФИ, РГНФ, других фондов, в том числе международных.
— Вот эти стомиллионные гранты — самые большие?
— Да, самые большие. И получает институт этот грант для того, чтобы внутри НИИ или университета уравновесить ситуацию, чтобы не получилось, что поддерживаются только самые яркие лаборатории, а те, кто идет сегодня во втором эшелоне, не имеют шанса вырваться, потому что разрыв увеличивается. Институт поддерживается в целом, как организация с лучшей репутацией.