В первую очередь угрозу представляет не только возможное снижение, но даже и простое прекращение роста цен на нефть. Российский бюджет формируется сейчас из расчета 97 долларов за баррель (цена июньских фьючерсов на североморскую нефтяную смесь марки Brent Crude Oil в первой декаде мая составляла около 108 долларов за баррель, а на легкую нефть марки WTI примерно 100 долларов за баррель). «Наш анализ фундаментальных факторов показывает, — рассказывает Татьяна Митрова, — что в базовом сценарии с учетом расширения добычи нефти в различных регионах мира цены на нее в реальном выражении (постоянных долларах) сохранятся на уровне 95–100 долларов в 2020 году, то есть на пределе нашего бюджетного маркера. Позже они стабилизируются на уровне 103–106 долларов, а к 2040 году достигнут 110–115. То есть не ожидается ни их бурного роста, ни критического падения. Но нужно понимать — и это крайне неприятно для нашей страны, — что в случае сценария масштабного выхода на рынок новых производителей нефти (Иран, Ирак, Бразилия) эти более дешевые поставщики постепенно выдавят с рынка часть объемов дорогого сланцевого сырья, добываемого в США, и традиционного российского. Для нас это означает сокращение к 2040 году нефтяного экспорта на 50 миллионов тонн в год (в 2013 году он снизился на 1,4 процента, до 236,6 миллиона тонн)».
Не покинут Россию в ближайшие двадцать лет и нарастающие проблемы с газовым экспортом: в базовом сценарии он стагнирует в европейском направлении, падает в СНГ и медленно увеличивается на востоке. По данным «Газпрома», в 2013 году мы прокачали за границу около 220 млрд кубометров трубопроводного природного газа и вывезли примерно 10 млн тонн сжиженного (на это пошло еще 14 млрд кубометров природного) на 67,2 млрд долларов, при этом средняя экспортная цена составила 381 доллар за 1000 кубометров, снизившись за год на 2%. Агрессивный же выход на рынок новых поставщиков газа (по сценарию «Новые производители» это прежде всего Иран, Австралия и Восточная Африка) на фоне вялого спроса в Европе грозит в итоге не только уронить цены на европейском и азиатском рынках на 50–60 долларов за 1000 кубометров, но и на 70 млрд кубометров сократить экспортную нишу для нашего сырья к 2040 году даже по сравнению с базовым сценарием. Если это кого-то утешит: 45 млрд кубометров потеряют и американцы, но в отличие от нас — только от своих возможных в будущем экспортных поставок (сейчас с точки зрения глобального рынка они близки к нулю), оцениваемых в 140 млрд кубометров ежегодно к концу рассматриваемого периода.
По словам Татьяны Митровой, в базовый сценарий зашита и не радующая динамика энергосбережения. Сорокапроцентное снижение энергоемкости отечественного ВВП откладывается с провозглашенного несколько лет назад правительством 2020 года по меньшей мере на 15 лет: «Если нет нормального экономического роста и замораживаются цены на энергоносители, нет инвестиций, то кто, собственно, будет вкладывать деньги в энергосбережение сейчас?»
Нежные объятия Поднебесной
Есть и утешающие прогнозы, хотя их исполнение лежит уже за горизонтом 2025 года. В основе оптимистических моделей две прикидки. Первая: спокойный с точки зрения предложения газовый рынок к 2035 году начнет превращаться в дефицитный из-за растущего спроса в электроэнергетике, а также падения уровня добычи основных месторождений и сланцевых плеев, в результате чего сам газ подорожает, что значительно увеличит спрос и на более дорогое российское сырье. Причина второй благоприятной новости лежит в основе сценария «Другая Азия», который предсказывает нашей стране рост экономики к концу рассматриваемого периода в 2,7 раза (примерно с 1,5 трлн долларов до 4 трлн) по сравнению с 2,2 (до 3,2 трлн) в базовом сценарии. Дело в том, утверждает академик Макаров, что после 2025 года Китай, а позднее и Индия, то есть страны, где уголь играет исключительную роль в энергобалансах, в потреблении выходят далеко за пределы его собственной добычи. Запасов своего угля хватает, но для наращивания его добычи, о возможности которой говорится, в частности, в отчетах МЭА, этим странам пришлось бы превратиться в один большой угольный разрез. Это означает, что им придется в том числе брать больше российских ресурсов, того же угля, и отчасти замещать его нашим же газом. Мы можем оказаться, говорит Татьяна Митрова, в нежных, но чрезвычайно крепких объятиях Поднебесной: китайцы будут вынуждены переводить часть своей тяжелой, энергоемкой промышленности на российский Восток, покупая здесь акции российских предприятий, инвестируя в новые промышленные и логистические центры, формируя с нашими энергосырьевыми грандами территориально-производственные комплексы. На фоне ведущихся разговоров об интеллектуальной экономике и инновационном прорыве прогноз о возможности многократного увеличения в России числа предприятий с китайским капиталом именно на начальных стадиях технологической переработки, служащих более тонкой китайской экономике, звучит не так уж привлекательно. Утешает, что с такой политикой Китая придется смириться не только нам, но отчасти и другим странам и, по предположению ученых ИНЭИ, даже США. Как бы там ни было, процесс этот активизируется у нас после 2025 года, и в результате огромная территория восточной части России — от Приполярного Урала до Якутии и Сахалина — получит опережающее по сравнению с другими регионами страны развитие, а ее ВРП к 2040 году утроится.