Последнее соображение иногда парируется таким образом, что мы-де к России со всей душою, талантом и благоволением, тогда как родина злая, вместо того чтобы это оценить или по крайности не мешать нам в своем искреннем ей служении, делает все, чтобы мы, талантливые, ее покинули, и отчего же об этом не рассказать. Пусть злой родине будет стыдно. Но, наверное, и в этом случае лучше следовать русской народной песне: «Ты прости-прощай, любезная, неверная моя, // По тебе ли сердце черней грязи сделалось! — // Коль не любишь, не мил — Бог с тобою, // Коли лучше найдешь — позабудешь, // Коли хуже найдешь — пожалеешь!» В том есть нечто мужественное, а мужество ведь так еще пригодится при вкушении горького хлеба чужбины, «Когда вхожу, крестясь, в чужой, наемный дом // С своей уж ветхою котомкой».
Что же касается до героического звания изгнанника, лучше бы тоже вперед не зарекаться. Еще восемьдесят лет назад было замечено: «Разве не были эмигрантами Ганнибал, Данте, Виктор Гюго, Рихард Вагнер? Выставляя этот довод, они забывали, что к эмигрантам принадлежал и плюгавый белогвардеец Максимов, сутенер и вышибала из кабачка “Колчак” на Монмартре, и господин Розенбаум, который старался всучить покупателю вискозный галстук вместо шелкового, и господин Лембке, носившийся с мыслью предложить себя германской полиции в качестве шпиона».
Говоря о великих именах другой России и как бы ассоциируя их с собой, нынешние друзья Маши Гессен не учитывают, что эмиграция и метрополия, даже — не то что нынче — разделенные навсегда колючей проволокой, когда аэропорт похож на крематорий, все равно суть сообщающиеся сосуды. Величие первой эмиграции неотделимо от величия только что убитой Российской империи; достойные фигуры третьей, а равно и послесоветской «колбасной эмиграции» неотделимы от не столь уж постыдного, как выяснилось потом, состояния культуры и науки в СССР; ничтожество друзей Маши Гессен, а равно и гордых изгнанников Е. А. Чичваркина и Д. Е. Рыболовлева есть проекция общего незавидного состояния новой России. В этом смысле от родины злой никуда не денешься.