Объединительная неудача повторилась перед думскими выборами 1995 года. Г. А. Явлинский и Е. Т. Гайдар в прямом телеэфире пожали друг другу руки в знак нерушимого союза, каковой союз распался на следующий день — лидер «Яблока» объявил, что его неправильно поняли (очевидно, и неправильно увидели). С тех пор объединительная горячка пошла на убыль, приобретя скорее ритуальный характер. Вовсе отказаться от соответствующей риторики было невозможно, но все понимали, что дальше риторики дело не пойдет. Объединение демократических сил стало чем-то вроде ближневосточного урегулирования — деятельность, КПД которой равен нулю, причем все это понимают. Были отдельные случаи непонимания: в начале 2003 г. М. Б. Ходорковский, взявшийся руководить политикой, велел демократам объединиться и был очень удивлен неуступчивостью Г. А. Явлинского. Прочие удивлялись скорее наивности М. Б. Ходорковского, впрочем, объясняя ее тем, что страшные груды золота окончательно лишили их обладателя последнего здравомыслия: «Что не подвластно мне? Как некий демон, отселе миром править я могу». Миром — может быть, но Гришей — где сядешь, там и слезешь.
Прочие опыты — Объединенный гражданский фронт, Комитет-2008 и другие широчайшие объединения — окончательно закрепили за термином «объединение демократических сил» анекдотический оттенок. Ничего не поделаешь — интерес к блошиному цирку со временем предсказуемо падает.
При этом теоретически — если вынести за скобки мелочность самолюбий, узколобость, доходящую до местечковости, презрение к быдлу (оно же электорат), извечное «Запад нам поможет», вставляемое где надо и где не надо, т. е. совершенно неудовлетворительное качество политики — задача не являлась чем-то принципиально неразрешимым, вроде perpetuum mobile или квадратуры круга. Никак нельзя сказать, чтобы либерально-демократическая платформа (не в смысле ЛДПР) не привлекала и не привлекает довольно многих людей. За умеренный прогресс в рамках законности готовы подписаться многие, тем более что сомнения в способности действующей власти этот прогресс обеспечить стали общим местом. Так что дело не в квадратуре, а в неспособности оппозиционной общественности предложить людям этот путь умеренного прогресса, необходимость которого очевидна весьма многим.
Нынешняя августовская картина вроде бы опровергла этот пессимистический вывод. Как в лучшие времена угара перестройки и революционного Зеленограда, всенародно отдавшего голоса за мужественных следователей Гдляна и Иванова, сегодня в роли народного любимца и признанного лидера оппозиционных сил выступает бывший киберактивист, а ныне кандидат в мэры Москвы и президенты России А. А. Навальный.
Общественность делится на хомяков, т. е. беззаветных приверженцев кандидата, вполне признавших его мессианское достоинство и верящих каждому его слову как истине в последней инстанции, и подхомячников, т. е. интеллигентных вождей, которых от кандидата, вообще говоря, коробит, но долг перед Родиной (Добром, Истиной) побуждает их преодолевать малодушие и, хотя и в качестве не авангарда, но охвостья, также следовать за победительным вождем. Объединение демократических сил, на которое давно перестали и надеяться, вдруг наступило — как нечаянная радость.
В принципе можно возрадоваться и возвеселиться. Кто-то найдет отраду в чистом экстазе хомяков и начштаба Л. М. Волкова, более критически мыслящие личности могут найти основания для единения у более софистичных подхомячников, предлагающих варианты на любой вкус. Можно вспомнить нависающее над кандидатом дело «Кировлеса», и при виде его удали: «Так весело, отчаянно // Шел к виселице он. // В последний раз, // В последний пляс // Пустился Крошка Джон» — кто будет до такой степени жестокосерд, чтобы голосовать за злого шерифа Ноттингемского? Наша общественность с давних времен любит Робин Гудов. Можно вообще взять криком «Свиржение-покушение!», объясняя гражданам, что если миллионы людей не отдадут свои голоса за А. А. Навального, то уже ничто не будет удерживать власть от посадки всех критически мыслящих личностей — а киберактивист есть таран последней надежды.
Радости мешает лишь то, что прежде в формуле насчет объединения присутствовало слово «демократических», что предполагало минимальную приверженность лидера соответствующим ценностям. Триумф Муссолини в 1922 г. или Лукашенко в 1994-м тоже можно оценивать неоднозначно и даже положительно — что многие современники и делали. Но они, по крайней мере, стеснялись называть поход на Рим победой демократических сил — в чем похвалить мы их должны.