Истинное политическое искусство есть искусство спасения и воспитания души, а потому Платон выдвигает тезис о совпадении истинной философии с истинной политикой. Только если политик становится философом (и наоборот), можно построить подлинное государство, основанное на высшей ценности Правды и Блага.
Платон создал первую в истории человечества утопию, и, как практически во всех утопиях, жители его идеального государства фактически становятся рабами государства. Назначение гражданина идеального государства состоит только в том, чтобы способствовать красоте его построения. Как говорит сам Платон, «законодатель заботится не о том, чтобы сделать счастливым в городе особенно один какой-нибудь род, но старается устроить счастье целого города, приводя граждан в согласие с убеждением и необходимостью... и сам поставляет в город таких людей, не пуская их обращаться, куда кто хочет, но располагая ими применительно к связности города».
И в этом главное противоречие его проекта, как и любой утопии. С одной стороны, утопии подвигают человечество на поиски более совершенного государственного устройства, с другой — понятые буквально, они часто становились идейной основой ужасных тираний, вождям которых не хватало философской мудрости, чтобы понять разницу между утопией и жизнью. Поэтому не случайно крупнейший философ двадцатого века Карл Поппер посвятил значительную часть своего труда «Открытое общество и его враги» критике Платона, тем самым подчеркнув актуальность его политической теории.
Первый ученый в собственном смысле
Малоисследованной до сих пор остается тема научной работы платоновских академиков: с одной стороны, есть исторические свидетельства о том, что внутри самой Академии примерно к середине IV века до н. э. значительно усиливается интерес к естественно-научным изысканиям (например, к метеорологии и ботанике, и с куда большей определенностью это можно сказать в отношении астрономии), однако, с другой стороны, есть основания утверждать, что это важнейшее направление получило по-настоящему серьезное развитие прежде всего в Ликее Аристотеля.
Этот альтернативный научно-образовательный проект был запущен также в Афинах самым одаренным учеником Академии уже после смерти ее основателя (ориентировочно в конце 30-х годов IV века до н. э.). И если Платоновскую академию в значительной степени можно считать прообразом классического европейского университета, то аристотелевский Ликей — это, скорее, предтеча более поздней постгумбольдтовской разновидности комбинации вуза и исследовательского института.
Ликей Аристотеля оказался далеко не таким долговечным, как Академия Платона, которая просуществовала, пускай и с перерывами, около девяти веков, — в исходной форме Ликей ненадолго пережил своего основателя, и лишь значительно позднее аристотелевское учение было эффективно впитано неоплатониками и стало необходимым элементом их образовательной программы. Тем не менее лучшему ученику Платона удалось продвинуться дальше своего учителя.
Триумф святого Фомы Аквинского (1471, Париж, Лувр). В центре — Фома Аквинский, слева — Аристотель, справа — Платон
Прежде всего это относится к научному анализу окружающего нас материального мира. Как отмечает Юрий Шичалин, «Аристотеля очень быстро перестало интересовать то, что, в общем, всегда интересовало Платона: конструкция человеческой души, конструкция идеального государства, общие принципы воспитания и так далее. У Аристотеля был очень ясный, практический ум, который цеплялся за действительность и хотел ее познать во всем многообразии. И, что показательно, в сохранившемся до нашего времени обширном корпусе работ Аристотеля больше половины объема составляют именно естественно-научные тексты. Он, как настоящий ученый, хочет везде проникнуть, все описать, все понять. Но сначала все описать. И когда мы смотрим на его школу, на его учеников, мы сразу отмечаем, что ведущим жанром их деятельности являлось скрупулезное составление разного рода сводок научных данных, обширного массива справочной информации по самым различным дисциплинам: сводки по физике, сводки по геометрии, ботанике, зоологии, теории музыки и так далее».
Неустанный процесс аккумуляции и переработки разнообразных знаний и опыта требовал детальной фиксации полученной информации в письменном виде и постоянного пополнения этого «библиотечного фонда» из внешних источников. Это не было аристотелевской инновацией — в той же Древней Греции практика создания библиотек прослеживалась как минимум с середины VI века до н. э. Однако именно Аристотель и его сподвижники превратили эту деятельность в систематическую, регулярную процедуру. В частности, одним из самых великих достижений перипатетиков следует считать создание знаменитой Александрийской библиотеки.