Да, границы лучше без крайней нужды не менять, хотя соблазн к их переписыванию, владеющий князьями и народами, часто оказывается неодолим. Но мотивы такого соблазна, известные нам доселе, трудно применимы к шотландскому казусу. То, что сама постановка вопроса о сецессии возникла, и то, что сецессия дошла до такого продвинутого состояния, заставляет пересмотреть слишком многие постулаты, казавшиеся прежде бесспорными.
Прежде всего особенность шотландского казуса в том, что никто посторонний не объявляет скоттов братьями, а равно не заявляет о своих исконных правах на их землю. Более того, даже грубого желания округлить не то что владения, но хотя бы сферы влияния за счет Шотландии не наблюдается. Сторонникам сецессии просто надоело жить вместе с Лондоном.
Далее, нужно признать, что все государства едины и неделимы (пока не произошел распад, естественно), но некоторые единее других. Ино дело лоскутная монархия, а равно и географические новости XX века, ино дело великие державы европейского запада, на примере которых нам разъясняли в учебниках, как происходит становление единого национального государства и впоследствии — буржуазной нации. Сперва железом и кровью — Генрих VIII, Людовик XI, Кромвель, Ришелье соединяли феодальную неразбериху в единое целое, а затем века общего языка, веры, культуры, хозяйства, века общей судьбы делали из графств и герцогств Британию, Францию etc. Гражданская нация и все такое.
Но пример Шотландии показывает, что пока (пока) на уровне споров и общественных движений гражданской нации и общей судьбы нет. Вчера общая, а завтра частная — подумаешь, дело какое. Причем на подходе и другие европейские державы, более вопросами общей судьбы тоже не озабоченные. Каждый за себя, один Бог за всех.
Может статься так, что учебники истории в будущем — и в недалеком — станут описывать европейскую историю не как однонаправленный процесс возникновения из феодального хаоса великих наций, но как рябь на воде: были тысячелетние державы, да и сплыли. Вот о чем на самом деле шотландский референдум.