— Мама, у тебя обнаружилось смещение.
— Где? — пугалась мама.
— В узоре. Вот смотри. Узор у тебя типично круговой, а здесь…
Мама ахала и всплескивала руками. Папа дать добровольно свои отпечатки отказался, а когда я окисью меди осторожно опылил его любимую фарфоровую кружку и на гладкой белизне проступил четкий черный узор папиных пальцев, то он обиделся и несколько дней брал предавшую его кружку осторожно, двумя пальцами за край ручки.
Когда я немного освоил квалификацию и, ошибившись только два раза, определил с десяток отпечатков, Суздальцев, прищурившись, сказал:
— Ну, первоначальное определение класса узора — наука не такая хитрая. Сноровка нужна и память. Но ты ведь не дактилоскопистом к нам пришел. А на дежурстве, на осмотре места происшествия нужно другое. Там тебе, не столько определять будет нужно, сколько искать. И находить.
Началась вторая часть науки, прикладная — куда завлекательнее первой. Суздальцев, покряхтывая, снял со шкафа толстый альбом.
— Вот смотри. То, что здесь собрано, конечно, самое сложное, но кто его знает, может, и пригодится. Не дай бог, конечно, здесь дела самые этакие…
Я послушно листал альбом, но куда больше альбома дали мне разговоры с Суздальцевым!
— Допустим, приезжаешь ты на кражу. Замок сломан. Дверь открывается наружу. Соображаешь, что преступник рывком дернул ее на себя и открыл. Без упора такого не сделаешь, ведь верно? Значит, смотри на стене, справа или слева от двери, где ручка — там могут быть следы рук… Соображать надо.
Сам Суздальцев соображает быстро и неожиданно.
Он находил отпечатки на висящей под потолком электролампочке, на кусках похищенной кожи, на обоях, на запечатанных в коробки медикаментах. Он находил отпечатки там, где никто не предполагал их искать, и они становились решающими уликами в деле.
Так, работая по одному очень запутанному делу, он отыскал еле видимый отпечаток пальца на водопроводной трубе, на кусочке асфальтового лака, сохранившегося среди ржавчины, и отпечаток этот в конце концов изобличил преступника.
По тому же делу Суздальцев с товарищами провел такую работу, о которой и сейчас вспоминают с удивлением — неужели такое возможно! — в предельно короткий срок проверил двадцать пять тысяч дактокарт и еще двадцать тысяч рисунков осмотрел непосредственно с рук. Были ли у Суздальцева и у его коллег ночи в то время? Сомневаюсь…
— Так вот я о лазере, — говорит Суздальцев, — у нас ведь, у дактилоскопистов, до сих пор один инструмент на вооружении — глаз. Техническое перевооружение пока у нас выражается в замене двукратной лупы на шестикратную. Огромный сдвиг, конечно… Вот если бы еще запасные глаза выдавали…
Юрка Смолич ухмыляется. Суздальцев не обращает на него внимания.
— А как мы проявляем отпечатки? Номенклатура, как в химическом магазине. Для каждой поверхности свой проявитель! Окиси меди, свинца, цинка, перекись марганца, йод — такой перечень, что не сообразишь сразу, за что браться! Да и не потащишь всего на место! Со съемками пока тоже… Вот взять никелированную поверхность, допустим, бампер. Ведь что приходилось делать раньше? Один дышит на след, проявляет его своим паром, второй тут же с фотоаппаратом старается подлезть. Ведь только совсем недавно додумались коптить никель дымом пенопласта. И так далее и более того…
Юрка опять прыскает. На этот раз на любимое выражение Суздальцева. Тот наконец оборачивается.
— Шли бы вы, товарищ Смолич, — подчеркнуто официально говорит Михаил Иванович. — Зря время теряете. Почитали бы кое-какую литературу по своей узкой специальности. Я слышал, что вы нынче на пулеулавливателе хотели пистолет без бойка отстреливать?..
Смолич тушуется и исчезает.
— Да дойду я, наконец, до лазера или нет? — сердится на себя Суздальцев. — Все время меня в сторону уводит…
Он доверительно наклоняется ко мне.
— Я слышал, что уже ведутся опыты по использованию лазера в чтении. Вроде бы даже японские иероглифы разбирает… А наш пальцевый узор чем не иероглиф? Я уже начальству представление сделал. Снимаем все наши дактоархивы на пленку, это, конечно, работа огромная, но оправдает себя, уверен, переводим их на голограммы, ставим лазер, и, пожалуйста, весь архив можно прогнать за считанное время. Линии считать не придется — будет абсолютное сравнение с данным отпечатком! Не по семи-двенадцати точкам, как сейчас делаем, а полная картина, до мелочей!
— И дактилоскописты обретут долгожданный покой, — улыбаюсь я.
— А вот и нет, Паша, — веско говорит Суздальцев. — Новая машина только, что называется, прогонит массив. Заключение все-таки будем давать мы. По-прежнему. Посмотрим, что там наша машина определит, а потом по старинке — через лупу поглядим да еще иголочкой для верности все штрихи пересчитаем. Под заключением все-таки нам подписываться, не машине…