— Потерпи, браток. Сейчас валидол дам, — Игорь торопливо вышел из комнаты.
«День Победы порохом пропах,— услышал Иван чей-то мужественный баритон, протянул руку и прибавил громкость.
— Это праздник с сединою на висках. Это радость со слезами на глазах. День Победы, День Победы, День Победы!..»Вернулся Игорь с пузырьком валидола.
— Не надо, — остановил его Иван. — Прошло. Давай лучше песню послушаем.
Ему и в самом деле полегчало. Молча дослушали песню. Иван — сосредоточенно, глядя прямо перед собой, Игорь, — то и дело бросая на него тревожные взгляды.
— Легче? — спросил он, когда Иван выключил приемник.
— Не то слово, — криво усмехнулся Зарудный. — По последней, что ли?
— Может, не надо?
— Надо, — кивнул Иван. — Бог троицу любит.
— Так то бог, — улыбнулся Игорь. — А мы простые смертные. — И вдруг предложил: — Слушай, а может, на рыбалку махнем? Арал рядом.
— Можно и на рыбалку, — согласился Иван и разлил по рюмкам остаток «Шайкурая».
— Скажи, Игорь, ты помнишь своего отца?
— Откуда? — Собеседник удивленно вскинул на него глаза. — Только по фотографиям. Когда я родился, он уже на фронте был. А что?
— Да, так, — Иван поднял рюмку. — Давай молчком. Каждый за свое.
И мысленно опять отогнал прочь вопрос, в этот раз навсегда. Незачем было спрашивать. Он только теперь понял, почему сразу не догадался: Мадьяру Курбатову в сорок четвертом было двадцать два года. А сыну его теперь — за тридцать. В том, что перед ним сын Курбатова, Иван уже не сомневался: тот же удлиненный овал лица, нос кнопочкой, тот же пшеничный чуб, вот только глаза… Глаза у Игоря были Катины — карие с поволокой.
Мотоцикл, такой неказистый с виду, тянул на удивление здорово. На холостых двигатель работал почти беззвучно, а когда Игорь прибавлял газ — гудел басовито и мощно, стремительно набирая обороты.
— Хороша машина! — прокричал Иван сквозь упруго хлещущий в лицо ветер. Игорь кивнул, не отрывая глаз от дороги.
— По винтикам собрал. Своими руками.
Мотоцикл накатом пошел под уклон. Игорь сбросил газ до предела. Стало тихо, лишь негромко шуршали протекторы по пыльному склону.
— Такие моторы я только у «Цундапов» встречал, да у «Харлей-Додсонов».
Игорь недоверчиво покосился на пассажира, но промолчал. Спуск кончился. Мотоцикл свернул влево и по инерции покатил вдоль обрыва. Внизу бирюзово синело море. Начинаясь у широкой песчаной отмели, оно уходило к самому горизонту и там сливалось с небом.
— Приехали.
Игорь помог отстегнуть клеенчатую полость, шагнул с мотоцикла, разминая ноги. Вниз, к отмели, приноравливаясь к узким ступенчатым уступам обрыва, вела зигзагообразная тропинка. Море было пустынно — ни дымка, ни паруса — бирюзовая ширь насколько хватало глаз, и от этой величественной шири захватывало дух и на сердце становилось светло и празднично.
На отмели ближе к обрыву стояли деревянные щитовые домики. Иван насчитал их целую дюжину и подивился, кому и зачем понадобилось ставить их здесь, вдали от человеческого жилья.
— Удивляешься? — Игорь достал из багажника сумку и складные бамбуковые удилища. — Это сейчас тут ни души. А начнется жара — яблоку негде упасть будет. Со всего Устюрта хлынут: газовики, геологи, шофера. Не поверишь, с Каспия на вертолетах прилетают купаться.
Он посмотрел вдаль, прикрывая глаза ладонью.
— Жаль. Хорошее море было.
— Почему «было»? — удивился Иван.
— Мелеет. — Игорь перекинул сумку через плечо, протянул удилища. — Держи. Вниз пойдем.
Обрыв был высокий, не меньше ста метров. Снизу он смотрелся куда эффектнее: угрюмый срез разноцветных пластов. Сэндвич высотой с небоскреб. Слоеный пирог матушки Земли.
— Уступы видишь? — указал рукой Игорь.
— Ну, вижу.
Уступы шли в несколько ярусов от подножья до самого верха обрыва.
— Что это, по-твоему?
— Ступеньки для великанов.
— Почти угадал, — усмехнулся Игорь. — Линия прибоя.
— Что-о? — опешил Иван.
— Вот тебе и «что»! Мелеет Арал. А в последние годы особенно. — Игорь повесил сумку на гвоздь у двери ближайшего домика. Полез в карман за ключом. — Когда мы сюда первый раз приехали, вода вот здесь была. Закидушки прямо с веранды забрасывали. А теперь до воды километр топать, не меньше. Это за какие-то два года.
— И что же дальше?
— Дальше? — Игорь щелкнул замком и открыл дверь. — Если все останется как есть, высохнет море.
Иван представил себе бесконечную солончаковую степь на месте бирюзового приволья и зябко передернул плечами.