— Рус, подгоняй свою! — Крикнул Ваня, кивнув плотному мужчине невдалеке.
— Это Руслан? — уточнил Влад, приподняв бровь и близоруко прищуриваясь, вглядывался в силуэт плотного мужчины, садящегося в салон ку седьмого. — Как же раскабанел, бог мой. Совсем вы расслабились, Вано, да и ты тоже… Полагаю, работали на отъебись, коли отожраться так успели. Я вернулся, так что забывайте про сон и еду, пора возвращать отобранное.
— Да, Владислав Игоревич. Пора.
Влад тихо рассмеялся, снова прикурил и принимал приветствия людей, так многим ему обязанным. Жалел лишь об одном — здесь не было ублюдка, обеспечившего ему три года колонии и которому он бы прямо сейчас глотку перерезал и заставил давиться этой грязью из зоновской пыли и литров пролитого в него Хеннесси. Но он до него доберется.
Шесть месяцев спустя.
Я машинально помешивала ложкой остывший чай, слушая радостный и быстрый щебет мамы и старательно делала вид, что не выпала из темы ее монолога, но мои мысли были далеко от уютной кухни, ее слов и моей сестры, сидящей напротив меня и что-то печатающей в телефоне.
Просто слушала успокаивающий голос мамы и думала. Думала где же я так накосячила и за что расплачиваюсь царящим в моей жизни адом.
Кошмар начался три недели назад. Когда мой недобывший муж вынудил моего работодателя меня уволить. Это воспоминание было болезненным. Но чаще всего я возвращалась почему-то именно к нему.
«— … так что… да ты и сама все понимаешь, не буду распинаться и увиливать. Пиши по собственному, Полин. — Мой начальник, мой гуру и просто замечательный человек, перед которым я всегда испытывала благоговение, со вздохом положил передо мной лист бумаги. — Я тебя ценю, правда, и даже пободался бы за тебя, однако… Вы там, может, помиритесь потом и все снова будет замечательно, но это будет потом, а не сейчас, и, ты уж прости, но я не могу быть уверен, что ситуация не повторится. Работа это работа, Полин, здесь не может быть места подобному. Я прошу у тебя прощения, если мои слова звучат для тебя грубо, но мне просто необходимо, чтобы ты меня поняла правильно. Проблемы мне сейчас вообще не к спеху, только с этой станцией и гребанным клубом разрулили, так что он выбрал удачный момент и я не смогу, так скажем, настоять.
— Да, Вячеслав Алексеевич, я понимаю. Извините, пожалуйста, за… за это. — Прикусила губу до боли, взяв похолодевшими, неверными пальцами ручку. Так ужасающе стыдно мне еще никогда не было. — Мне так перед вами неудобно, извините, пожалуйста».
— …И Света прекрасно закрыла сессию, теперь ей будут выплачивать повышенную стипендию…
— О, это здорово. Поздравляю, Свет! — улыбнулась я, получая вежливую улыбку от сестры, решившей год назад пойти по моим стопам и поступившей в экономический.
Неожиданно, но училась она успешно, чем радостно делилась со мной мама по телефону. Вроде как намекала, что мне неплохо было бы похлопотать за сестру после окончания ею учебы и запихнуть рядом с собой. Ага, запихну, мам. Я за эту работу готова была душу продать, что-то я сомневаюсь, что Светка будет пылать таким же энтузиазмом, а без этого делать ей там нехер.
Готова была продать. А Андрей меня ее лишил. И души, падла, и работы.
«— …просто вот нахера, ты мне ответь! И еще в такой форме „попросил“! Я чуть со стыда не сгорела! Ты же знаешь, что я люблю эту работу!
— И так же знаю, в чем она заключается! Хватит орать, сиди на заднице ровно! Все нормальные бабы об этом мечтают, а я тебя домой загнать не могу! Мне стыдно в глаза друзьям смотреть и говорить, что моя жена работает где-то там бухгалтером!
— Где-то там?! Ты это называешь „где-то там“?!
— Будешь сидеть дома, не надо меня позорить!»
Дескать, не пристало президенту агрохолдинга иметь жену, работающую на чужого дядю. Это он мне так подавал. На самом деле причина была проста как три копейки — ревность. С каждым годом по этому поводу крыша у него текла все сильнее. У нас разница в четырнадцать лет, но его мысли, что он для меня стар и я найду себе молодого горячего самца стали просто навязчивой идеей. Андрей тщательно за собой следил — тренажерный зал, плавание и правильное питание. Это все приносило свои плоды — он совсем не походил на сорокалетнего. Совсем. Это видели все, кроме него самого и его прогрессирующей патологии.
— Полин, твой чай остыл. Давай новый налью. — Мама вырвала меня из тяжких дум и я согласно кивнула.
Пока она зачем-то еще раз заваривала чай, я снова вернулась мыслями к началу нашего проклятого романа. Один из моих преподавателей в институте занимался фандрайзингом, проще говоря, поиском финансирования проектов. Я примазалась волонтером, чтобы получить зачет, и ходила за ним хвостиком, послушно гавкая перед потенциальными спонсорами набивший оскомину рекламный текст, в котором я вообще ничего не понимала, но на все вопросы потенциальных инвесторов отвечал мой преподаватель, а я делала очень умный вид и кивала в подходящие моменты, — мне нужен был зачет, а моему руководителю нужна была моя харизма, и у нас сложился удачный симбиоз. Я даже подумывала перестать маяться херней и таки заняться фандрайзингом плотнее, ибо мне реально там что-то светило, если бы я приложила усилия, но на моем пути встретился Андрей Межеков. Который сразу просек, что я нихрена не рублю в теме, но слушал меня с таким выражением в глазах, что я невольно запиналась и краснела. Мне было-то двадцать всего, молодая и зеленая.