«Луиш-Бернарду,
я отвечаю на ваше второе письмо, не на первое. Отвечаю на тот ваш поцелуй на лестнице, а не на игру словами, которыми вы пытались вскружить голову бедной глупышке, живущей вдали от расставленных ловушек, в которых вы, похоже, знаете толк. Я отвечаю не вашему умению соблазнять, а той вашей растерянности, которая показалась мне неподдельной в вашем взгляде. И, наконец, я отвечаю не злу, которое вы можете мне причинить, а добру, которое, как я полагаю, мне удалось в вас разглядеть. Такого человека мне нечего бояться, потому что он не сделает мне плохо. Разве не так, Луиш-Бернарду? Вы ведь не сделаете мне плохо? И мы сможем продолжить разговор, прерванный в ту лунную ночь на летней террасе?
Конечно, я знаю, что задаю слишком много вопросов. Однако, если ваш ответ на них — „да“, то тогда я подам вам знак, через Жуана, чтобы мы могли снова встретиться. Однако до тех пор прошу вас ничего не предпринимать. Когда же вы соберетесь прийти, то со злом, прошу вас, лучше не приходите. Я стану вас уважать за этот отказ еще сильнее. И буду хранить о вас только самые нежные воспоминания».
Знак был подан накануне. Когда он столкнулся с Жуаном на выходе из «Бразилейры», в районе Шиаду, и тот сказал ему, будто это было самой обычной в мире вещью:
— У меня для тебя записка от Матилды. Передам завтра, за ужином в «Центральном». Ты сам-то идешь?
— Столько всего сразу, — подумал Луиш-Бернарду. — Столько всего в один-единственный день: и король, и принцесса.
II
В то утро в Вила-Висоза Дон Карлуш проснулся чуть раньше семи, разбуженный своим камердинером. Быстро приведя себя в порядок в туалетной комнате, он вернулся в свои покои, соседствовавшие с покоями королевы, и оделся, как всегда, прибегнув к помощи слуги, чтобы натянуть узкие, невысокие сапоги на шнуровке. Данная операция требовала почти гимнастических усилий, к которым его сто десять килограммов веса не очень располагали. Вслед за этим, перед ним предстал Тейшейра, местный аптекарь, для того чтобы, как обычно, побрить Его Величество стальной бритвой Sheffield. Ритуал этот исполнялся им со сдержанной проворностью мастера и доставлял королю явное удовольствие.
Одетый, причесанный, освежившийся одеколоном Дон Карлуш пересек своей тяжелой, широкой поступью переднюю, соединяющую королевские покои с часовней и столовой, и затем спустился этажом ниже к дворцовым залам. Он направился прямиком к «зеленому залу», названному так из-за зеленого дамасского шелка, которым были драпированы его стены. Там короля уже ждали компаньоны по охоте, гревшиеся у мраморного камина. Завтрак был накрыт, слуги стояли, выстроившись чуть сзади, чтобы по первому сигналу начать прислуживать за столом. Дон Карлуш, явно в хорошем настроении, сделал широкий жест рукой и воскликнул:
— Доброе утро, господа! Приступим, а то куропатки ждать не будут!
Кроме короля, за завтраком сидели еще двенадцать человек: маркиз-барон де-Алвиту, виконт де-Ассека-Паеш, граф Сабугоза, Мануэл де-Каштру Гимараеньш, граф Химе́нес-и-Молина, дон Фернанду де-Серпа, Хьюго ОʼНил Чартере де-Азеведу, полковник Жузе Лобо-де-Вашконселуш, офицер по особым поручениям и майор Пинту Башту, фельд-адъютант. Кроме них здесь также присутствовали граф де-Арнозу, личный секретарь короля, и граф Мафрский, врач королевской семьи. Последние не планировали сопровождать короля на охоте и предпочли занять свое утро другими делами. Среди собравшихся не было только принца Дона Луиша-Филипе, постоянного участника подобных выездов, которого задержала в Лиссабоне какая-то церемония в Военной Академии.
Подавали сок, выжатый из местных апельсинов, по общему мнению, лучших в мире, чай, поджаренный хлеб с маслом, зрелый овечий сыр, персиковый джем и яичницу с ветчиной. За кофе некоторые господа закурили по первой в этот день сигаре, однако времени, чтобы посидеть за столом и насладиться процессом, не было. Все быстро спустились на первый этаж, где надели теплые куртки по случаю довольно промозглого декабрьского утра с инеем, накрывшим землю.
Перед главным фасадом Дворца графов Браганских стояли запряженными три рессорных экипажа для охотников, два шарабана для секретарей и оруженосцев, а также для собранных еще накануне ружей и боеприпасов. Тут же был прицеп с собаками, уже чрезвычайно возбужденными, готовыми к командам и обнюхивающими все вокруг. Дон Карлуш дал поручение Томе, своему неизменному личному «секретарю» по охотничьим делам, чтобы тот прихватил кофр с парой ружей Holland, and Holland, подарком Леопольда, короля Бельгии, а также пару James Purdy, сделанных в Лондоне на заказ, специально ему по руке: король предпочитал выбирать ружье той или другой фирмы в зависимости от ситуации на охоте. Иногда, впрочем, он мог все утро стрелять из одного и того же ружья. Однако в таких случаях все объяснялось, скорее, суеверием или пристрастиями самого стрелка, нежели какими-то научными причинами.