Принц был посажен во главе почетного стола. Напротив него сидел Луиш-Бернарду. Среди гостей, расположившихся от них по обе стороны, были всего лишь две дамы: жена председателя Городского собрания и жена английского консула. По протоколу, справа от Дона Луиша-Филипе сидела супруга председателя, слева — английский консул. Айреш де-Орнельяш и Энн расположились, соответственно, по правую и по левую руку от губернатора. Другим компаньоном Энн по столу был граф Вале-Флор, а сеньор Энрике Мендонса, словно начинка своеобразного сэндвича, служил связующим звеном между супругой председателя муниципалитета и Его Королевским Высочеством. На остальных местах сидели епископ, судья, другие члены лиссабонской делегации и граф Соуза-Фару, проживающий на острове управляющий плантаций Агва-Изе. Дон Луиш-Филипе, несомненно, главенствовал за столом, однако взгляды мужчин, в особенности, молодых офицеров из королевской свиты, то и дело останавливались на Энн. Она была ослепительна в своем белом шелковом платье с обнаженными плечами и головокружительным декольте со сверкавшим в нем кулоном из голубых сапфиров на золотой цепочке. Ее волосы были уложены в каскад из светлых локонов, ниспадавших на плечи, ресницы были слегка подведены тонкой полоской туши, подчеркивавшей контуры пылавших огнем глаз. Все, включая Луиша-Бернарду, были заметно смущены ее присутствием и ее дивной красотой: за столом сидел принц, а напротив него, как ни посмотри, — настоящая королева! Сидевший рядом с Энн, почти уничтоженный молчаливыми упреками и косыми взглядами присутствовавших, граф Вале-Флор неустанно уверял ее, что в Париже, откуда он вернулся лишь накануне, ни одна женщина так изысканно не одевается…
Как уже успел на тот момент заметить Луиш-Бернарду, гости, располагавшиеся по соседству, также, все как один, наблюдали за их столом. Сначала они смотрели на принца, с любопытством и восхищением, а потом — на нее, с бесстыдством и беспощадностью. Без стыда разглядывали ее мужчины, безжалостны были взгляды женщин. Ни с чем не сравним скрытый и похотливый взгляд мужа страшненькой женщины, которым он рассматривает красавицу. С другой стороны, в высшей степени убийственным является нацеленный на нее ответный взгляд этой страхолюдины-жены. Приглашенным на банкет дамам, давно оторванным от тонкостей светской жизни, пришлось изрядно помучиться, потрудиться и потратиться, чтобы спланировать свой нынешний вечерний наряд. Они полагали решить все свои вопросы в Доме моды Casa Parisiense, что на улице Матеуша Сампайу: именно там можно было познакомиться с последними журнальными моделями, популярными сейчас тканями и, вообще, узнать, что нынче носят в Европе и в мире. И вот они видят Энн, ее платье из белого шелка, ее открытую спину, плечи, видят это обещающее все прелести мира декольте с полуобнаженной высокой грудью и этот голубой сапфировый кулон. Всего этого было достаточно, чтобы они почувствовали, как рушатся и летят прочь все их старания. Ведь никакой самообман не способен устоять перед очевидным: стройные плечи и спина, кожа, даже на расстоянии кажущаяся необычайно гладкой и мягкой, величественная, словно горная вершина грудь, бросающая вызов завоевателю. Энн низвергала всё вокруг себя. При этом она застенчиво улыбалась, как бы прося прощения за то, что она так умопомрачительно красива и желанна. Единственный, кто составлял в этом смысле исключение, был сидевший напротив нее Айреш де-Орнельяш. В отличие от остальных, он наблюдал за Энн не глазами самца, жаждущего случки, а проницательным взглядом политика, который, noblesse oblige, является существом публично асексуальным.
В этот самый момент граф Вале-Флор пытался удовлетворить свое любопытство, задав Энн довольно нехитрый вопрос: чем она в этих, очевидно чужих для нее краях заполняет свой досуг, когда здесь нет даже подходящей компании, чтобы составить партию в бридж.