Нет, секретарь, судя по его виду, не понимал или предпочитал не понимать, чего хотел от него губернатор. Рот секретаря начинал потихоньку раскрываться, вероятно, от настоящего испуга, у него вдруг неожиданно зачесался затылок, и он не очень понимал, как ему справиться с такой незадачей.
— Политическая ситуация, настроения, сеньор губернатор?
— Да, сеньор Агоштинью, именно так: политическая ситуация и общие настроения. Как тут обстоят дела?
— Знаете, сеньор губернатор, здесь все заняты работой, и у них нет ни времени, ни расположенности для политики.
— Все — это кто, португальцы?
— Да, конечно, португальцы.
— А черные?
— Черные?! — Агоштинью де-Жезуш теперь выглядел уже по-настоящему напуганным — в ином случае он был самым талантливым актером в мире.
— Да, черные, сеньор Агоштинью. Они довольны условиями труда на плантациях, думают ли вернуться в Анголу по окончании контракта, есть ли какие-нибудь предположения относительно того, сколько из них хотят вернуться, и как они это собираются сделать? — Луиш-Бернарду говорил абсолютно спокойно, пытаясь для себя разобраться, был ли его собеседник и вправду глупым или же хотел выставить таковым его самого.
— Ну, сеньор губернатор, по этому вопросу вам лучше переговорить с господином попечителем. Это он, да будет вам известно, располагает большими данными на этот счет, благодаря своей должности. Я живу здесь, в городе и занимаюсь только делами секретариата, через который такие вопросы не проходят. И это к счастью, если позволите добавить.
— Да, я, конечно же, поговорю с попечителем, как только смогу. Но я хотел бы услышать от вас о том, что говорят в городе и в колонии, в целом. Как исполняются инструкции правительства в этой области, каковы настроения среди негров, что люди ожидают от моего назначения, и так далее. Именно это я называю политическими настроениями.
Агоштинью де-Жезуш какое-то время молчал, лишь покачивая головой из стороны в сторону. Он смотрел прямо на Луиша-Бернарду, и в этом взгляде и в этом молчании ощущался некоторый вызов. Луиш-Бернарду понял, что его собеседник был не так уж глуп, что только что своим молчанием он бросил ему вызов, смысл которого заключался в следующем: «не рассчитывай на меня, какими бы ни были твои намерения». Ну что ж, по крайней мере, теперь ситуация представлялась ясной, сразу, с первого дня. Он встал из-за рабочего стола и подошел к окну. Закурив медленно сигарету и сделав три-четыре затяжки, он спиной почувствовал, что собеседник начинает ощущать себя некомфортно. Повернувшись, Луиш-Бернарду улыбнулся и посмотрел в глаза Агоштинью:
— А давайте-ка мы сменим тему. Скажите, что делает новый губернатор после того, как вступает в должность? Я хотел бы дать ужин и пригласить от двадцати до тридцати человек — попечителя, председателя муниципалитета, епископа, судью и основных собственников или управляющих плантаций. Это входит в местные обычаи?
— Да, входит, но сначала сеньор губернатор должен будет устроить свой собственный прием, с балом или без него.
— С балом? — Эта идея с официальным балом на Сан-Томе, с этими толстухами из Минью, танцующими вальс, истекая потом, а он как губернатор будет открывать этот бал первым танцем. — С кем, с епископом?
Данная мысль оказалась сильнее его намерения удержать себя от эмоций, и он дважды звонко хохотнул, чем заставил секретаря почти остолбенеть от ужаса.
— Бал, сеньор Агоштинью? Здесь во дворце дают балы?
Тот, в испуганном молчании утвердительно кивнул головой, в то время как Луиш-Бернарду, похоже, на некоторое время потерял контроль над собой, уже не сдерживаясь и вытирая платком проступившие слезы, продолжая сотрясаться от смеха. Какой скандал!
— И что, для бала здесь есть женщины? А оркестр? Ноты? А что здесь принято танцевать?
— Я полагаю, что танцуют то же, что в метрополии. Оркестр из военного гарнизона, у него есть и современные партитуры. Что же касается наших женщин, — последнее слово в устах Агоштинью прозвучало чересчур значимо, давая губернатору понять, что его могло обидеть пренебрежительно произнесенное собеседником «женщины»: это наиболее уважаемые сеньоры колонии, как правило, супруги членов руководства или управляющих плантаций, а также их дочери, имеющие соответствующий для этого возраст.
Луиш-Бернарду вновь отвернулся к окну, чувствуя себя неловко и опасаясь снова рассмеяться. Настроив голос настолько твердо, насколько это было возможно, по-прежнему оставаясь спиной к собеседнику, он продолжил: