В полдень, когда колокол на плантациях пробил трижды, созывая на обед в Большом доме, Луиш-Бернарду уже потерял литра три пота за время поездки по располагавшимся в округе рабочим точкам. Он побывал в нескольких мастерских, столярной, токарной и жестяной, посетил дом управляющего и две хижины в деревне, размером четыре на четыре метра, с окнами в каждой стене, чтобы максимально использовать любое дуновение ветерка. Зашел он и в детский сад, где примерно с сорока малышами находилась одна женщина. Было похоже, что и они, и она не знают, чем себя занять. Кроме этого, он посетил местную больницу — длинную постройку, в передней части которой располагалось нечто вроде «операционной», с деревянными шкафами, где хранилось огромное количество подписанных пузырьков, торжественно выстроенных в ряд, с низким столом, приспособленным для хранения хирургических инструментов, необычной и зловещей, хотя и вполне характерной для такого рода предметов формы. Далее следовала больничная палата с окнами по обе стороны и примерно полусотней металлических кроватей, приставленных к стенам. Живущий здесь же на плантациях врач неопределенного возраста, явно давно смирившийся с происходящим, чего он и не пытался скрывать, сопровождал его во время этого визита, к которому, судя по всему, здесь хорошенько подготовились. Большая часть кроватей была заправлена относительно чистыми простынями, три черные медсестры были одеты в только что отглаженные халаты, пол был еще влажен от утренней уборки, на стенах была свежая побелка, пациенты лежали в кроватях все, как один, без единого стона и жалобы. Всё бы было замечательно, если б не витавший здесь запах смерти, и безысходности, которым был пропитан воздух и чувства, не предполагая каких-либо иллюзий: ни один из виденных им уголков мира не излучал столь опустошительного ощущения одиночества. Не прерывая их, Луиш-Бернарду слушал объяснения врача и управляющего, не задавая им никаких вопросов, следуя вместе с ними по палате и стараясь не задерживаться взглядом на больных, свернувшихся в своих кроватях, словно пойманные звери.
Перед обедом он еще посмотрел на огромные, выложенные камнем площадки с выставленными на них деревянными «подносами» с какао, которые сушились на солнце и при первых же признаках дождя убирались женщинами под навес. Какао доставлялся сюда в вагонетках по «дековилевской колее», последнему нововведению на главных плантациях. До этого женщины и дети «разбирали» плоды какао, то есть производили процедуру его очистки от внешней оболочки. Далее, по настоянию губернатора, увидевшего, что его просьба вызвала заметное противодействие со стороны управляющего, его отвели посмотреть, из чего состоит обед самих работников плантаций. «Это входит в мои обязанности», — поставил он точку в разговоре тоном, не предполагавшим возражений, и управляющему ничего не осталось, кроме как следовать за ним. В тот день, а также, как он позже убедился, в другие дни и почти на всех остальных вырубках, обед работников представлял собой глиняную миску мучного отвара из маниоки и литр воды в большой жестяной кружке.
В Большом доме губернатор, управляющий, надсмотрщик и врач обедали фасолью с жареной свининой, на сладкое были бананы с ванилью, затем предложили кофе и бренди, от которого он отказался. Это время было приятной передышкой в то жаркое утро. Луиш-Бернарду сменил свою намокшую от пота хлопковую рубашку. В столовой, где они находились, был легкий ветерок, создаваемый установленным над столом большим опахалом, которое все время обеда приводили в действие двое слуг, стоявших по разные стороны комнаты. После обеда все вышли на веранду, огибавшую дом по периметру, откуда было видно все хозяйство с его белыми, крытыми португальской черепицей каменными постройками. Их простая, без изысков архитектура напоминала губернатору облик типовых деревень в португальской глубинке. На веранде было очень приятно, и он чуть было не поддался желанию вздремнуть, охваченный усталостью и зноем, которые здесь, в тени под навесом, действовали на него самым умиротворяющим образом. Однако после настойчивых предложений управляющего устроить сиесту, Луиш-Бернарду все же вернулся к делам, попросил снарядить ему лошадь и отправился на вырубки. Снова пропитавшись потом, он лавировал по узким, извилистым тропинкам между посадками какао и ограниченным пальмовыми рядами лесным просекам. Вскоре он увидел, как посреди огромного поля, подобно полчищу муравьев, порой сливаясь с деревьями, трудятся люди: они собирали ветки, скашивали траву, выкапывали ямы, складывали плоды какао в кучи, которые потом разбирали по корзинам и, взгромоздив их за спину, относили к узкоколейке с миниатюрным железнодорожным составом. В руках помощников управляющего Луиш-Бернарду не увидел ни дубинок, ни кнутов, ни чего-либо другого, о чем приходилось слышать. Все выглядело соответствующим порядку и норме, напоминая собой фабричный конвейер, с той только разницей, что эта фабрика была под открытым небом, в удушающей жаре и при невыносимой влажности. «Наверное, точно так же сооружались пирамиды, и именно так строятся империи», — подумал про себя Луиш-Бернарду.