— Затосковали по дому?
Он улыбнулся, не желая проявлять слабость.
— Да, иногда случается, но ничего особенного. Просто вечера здесь — такие разные.
— Вы скоро к этому привыкнете, вот увидите.
На некоторое время все замолчали. Вернее, они вдвоем, поскольку Албану молчал практически все время, внимательно разглядывая нечто, вероятно, весьма экстраординарное, обнаруженное им на своих сапогах. Присутствие управляющего уже становилось излишним, и он сам это почувствовал. После двадцати минут, в течение которых он так ничего и не добавил ни к разговору, ни к окружавшему их ночному очарованию, он, наконец-то, поднялся из-за стола:
— Надеюсь, сеньор губернатор меня извинит, но мне нужно вставать в четыре утра. Завтра — новый день…
Луиш-Бернарду встал, чтобы попрощаться, заметив легкий кивок головы, который Албану адресовал Марии-Аугуште, выражавший нечто среднее между близостью и отстраненностью, подчиненностью и покровительством.
Оставшись одни, они какое-то время сидели молча, оценивая отсутствие еще недавно мешавшего им обстоятельства и не совсем понимая, как воспользоваться этим долгожданным для обоих уединением. Луиш-Бернарду был первым, кто попытался найти выход:
— Чем вы обычно заняты здесь в такие вечера?
Настал ее черед вздохнуть. Он заметил, как грудь ее поднялась над корсажем платья, а глаза заблестели, отразив свет горевшей рядом свечи. Луиш-Бернарду почувствовал, как ее тело вдруг ослабло, будто отвязавшись от чего-то, высвободив едва скрываемое желание, которое поднималось снизу вверх по ногам, по животу и груди и горело блеском в ее глазах. Ее хриплый грудной голос, идущий откуда-то издалека, из великого множества ночей, как эта, произнес:
— Думаю о жизни. О том, что было, что могло случиться и что еще произойдет. Чем еще я могла бы быть занята, по-вашему..?
— И она имеет смысл?
— Что? Жизнь, моя жизнь?
— Да.
— Не спрашивайте меня об этом. Такие вопросы здесь не задают. Да и зачем? Вы ведь тут всего-навсего проездом, годом больше, годом меньше, потом вы все равно вернетесь в Португалию. Ваша жизнь там, а здесь вы только временно. Я — нет: я здесь живу, живу всегда, это то, что уготовила для меня судьба. Я ничего не выбирала и не в состоянии выбирать. Я хватаю то, что проходит мимо, и, когда мне это удается, тогда уже этим управляю я, а не наоборот. Вы понимаете, о чем я говорю?
Луиш-Бернарду посмотрел на нее сквозь полумрак. Ему было жаль ее: судьба, фактически, бросила ее здесь, хотя было ясно, что она заслуживает большего, чем это захолустье. Он был тронут тем, как она его приняла — без лишней претенциозности, ничего не разыгрывая и не скрывая, что она позаботилась лично о его обеде и ужине, рассказала историю своей жизни, не проявляя при этом каких-либо комплексов или желания самоутвердиться, была здесь с ним весь день, искренне радуясь возможности принять губернатора у себя, не как владелец плантаций, а просто как женщина, которая принимает у себя мужчину и делает все, чтобы ему угодить. «Здесь все, все совсем по-другому, — думал он. — Гораздо быстрее, проще и прямее». Сколько раз ей еще придется надеть это платье и этот корсаж, из которого, буквально выпрыгивает ее грудь? Сколько раз еще она зажжет свечи и прикажет служанкам надеть их отглаженные одежды? Сколько раз еще она отправится за «порто-винтажем», что стоит у нее в буфетном шкафу? Сколько раз еще она сможет здесь побеседовать с цивилизованным мужчиной в такую тихую звездную ночь на веранде дома, который она получила в наследство, как получают в наследство тюрьму?
— Да, думаю, что я вас понимаю.
Она поднялась и встала перед ним. «Я хватаю то, что проходит мимо, — подумал он, — идеальная фраза для того, чтобы откланяться».
— Луиш, для меня было большой честью принимать вас здесь, на Нова Эшперанса как губернатора. Поверьте, это истинная правда. Однако мне было так же приятно принимать вас здесь и как человека. Я бы хотела снова увидеться с вами… сегодня или когда вы того захотите. Спокойной ночи.