– Что это еще за шуточки? – прошептал Далримпл.
– Не знаю. Лучше продолжайте свою речь.
Далримпл попытался, но мысли его безнадежно спутались. Он выдавил пару фраз о том, как счастлив он сейчас находиться среди вязов, плюща и традиций старого Эли, и плюхнулся на стул. Его лицо стало его угрюмей. Если над ним так подшутили – что ж, он еще не подписывал никаких чеков.
Следующим в списке стоял лейтенант-губернатор штата Коннектикут. Кук вопросительно посмотрел в его сторону.
– А если и я окрашусь в какой-нибудь цвет, когда встану? – пробормотал тот.
Вопрос о том, следует ли его чести выступать, так и остался нерешенным, потому что именно в это мгновение на одном из концов стола появилось нечто. Это была зверюга размером с сенбернара. Она была похожа на обычную летучую мышь с той разницей, что вместо крыльев у нее были лапы с круглыми подушечками на концах пальцев. Глаза у нее были величиной с тарелку.
Всех обуяла паника. Джентльмен, сидевший к ней ближе всех, резко откинулся назад и едва не упал вместе со стулом. Лейтенант-губернатор перекрестился. Профессор-зоолог из Англии надел очки.
– Клянусь Юпитером, – воскликнул он, – это же радужный тарсир! Только немного великоват, вы не находите?
Тарсир натуральных размеров с удобством разместится у вас на ладони, он довольно симпатичен, хотя и немного смахивает на привидение. Но тарсир подобных размеров – это не то зрелище, на которое можно бросить мимолетный взгляд и продолжать заниматься своими делами. Оно ошарашивает вас, лишает дара речи и может превратить в вопящего психа.
Тарсир тяжелыми шагами измерил все три с половиной метра стола. Все были слишком заняты тем, чтобы оказаться от него подальше, и никто не заметил, что он не бьет бокалы и не переворачивает пепельницы, а самое главное – того, что он слегка прозрачен. Добравшись до противоположного края стола, он исчез.
Любопытство боролось в Джонни Блэке с лучшими побуждениями его медвежьей натуры. Любопытство подсказывало, что все эти странные события происходили в присутствии Айры Мэтьюэна. Следовательно, Мэтьюэн являлся по меньшей мере многообещающим подозреваемым. «Ну и что? – отвечали его лучшие побуждения. – Он единственный человек, к которому ты по-настоящему привязан. Даже если ты узнаешь, что он главный виновник, то не станешь его выдавать, верно? Не суй-ка лучше свою морду не в свое дело и не вмешивайся».
Но в конце концов любопытство, как и обычно, победило. Удивительным было лишь то, что лучшие побуждения продолжали его отговаривать.
Он отыскал Брюса Инглхарта. Юноша имел репутацию благоразумного человека.
Джонни объяснил:
– Он ввел себе пррепаррат Мэтьюэна – шделал шебе инъекшию в шпинной можг – хотел пошмотреть, как он дейштвует на шеловека. Это было неделю нажад. Должжно ужже шработать. Но он шкажал, што эффекта нет. Можжет и так. Но как рраз шерреж день нашшалишь те штрранные вешши. Ошшень шложжные шутки. Дело ррук гениального пшиха. Ешли это он, я должжен его оштановить, пока он не наломал дрроф. Помошешь мне?
– Конечно, Джонни. Держи пять.
Джонни протянул ему лапу.
«Дарфи Холл» загорелся через две ночи. Вот уже сорок лет в университете шли дискуссии, стоит ли сносить это одновременно и уродливое, и бесполезное здание. Некоторое время оно пустовало, только в подвале располагалась контора казначея.
Около десяти часов вечера кто-то из студентов заметил пляшущие по крыше язычки пламени. Не следует винить Нью-Хевенскую пожарную команду в том, что пламя распространялось с такой скоростью, словно здание было пропитано керосином. Когда они прибыли, сопровождаемые примерно тысячью зрителей, весь центр здания уже горел, издавая рев и треск. Какой-то ассистент храбро бросился внутрь и вернулся с охапкой бумаг, которые, как потом выяснилось, оказались кучей никому не нужных экзаменационных бланков. Пожарные залили горящее крыло таким количеством воды, что его с лихвой хватило бы погасить Везувий. Некоторые из них взобрались по пожарным лестницам на крышу и стали пробивать в ней дыры.
Казалось, что вода не справляется с огнем, и пожарные вызвали подкрепление, развернули новые шланги и пустили еще больше воды. Толпа студентов принялась скандировать:
– Раз, два – за пожарных! Три, четыре – за огонь! Давай, лей, ребята! Держись, пожар!
Джонни Блэк наткнулся на Брюса Инглхарта, бродившего в толпе с блокнотом и карандашом, пытаясь раздобыть материала для Нью-Хевенского «Курьера». Инглхарт поинтересовался у Джонни, не известно ли ему что-нибудь.
– Я жнаю только одно, – ответил Джонни. – Никохда рраньше не видел холодного пожжара.
Инглхарт посмотрел на Джонни, потом на горящий дом.
– Разрази меня гром! – воскликнул он. – Мы ведь даже здесь должны ощущать жар. Ей-ей, это холодный пожар. Думаешь, еще одна супернаучная шутка?
– Давай пошарим вокрух, – предложил Джонни. Они повернулись к пожару спиной и принялись заглядывать за кусты и ограды на Элм Стрит.
– Эй! – крикнул Джонни. – Давай шуда, Бррюш!
В островке тени за кустом стоял профессор Айра Мэтьюэн, а рядом с ним – треножник с кинопроектором. Джонни мгновенно разобрался, что к чему.
Застигнутый врасплох профессор едва не рванул наутек.
– А, привет, Джонни, ты почему не спишь? Я тут только что нашел этот... э-э... этот проектор...
Джонни, недолго думая, пихнул проектор лапой. Мэтьюэн поймал его на лету, и гудение мотора смолкло. В то же мгновение исчезло и пламя. С места пожара все еще доносились рев и треск, но огня уже не было. Более того, на крыше, с которой продолжали стекать галлоны воды, не оказалось ни единой подпалины. Пожарные озирались по сторонам с дурацким видом.
Пока зрачки у Джонни и Инглхарта еще расширялись, привыкая к внезапно наступившей темноте, Мэтьюэн исчез вместе с проектором. Они успели заметить, как он, с треножником на плече, промчался галопом по Колледж Стрит и исчез за углом. Они бросились вслед, за ними последовало несколько студентов, влекомых тем самым инстинктом, что заставляет собак преследовать автомобили.