"Мне на трамвай", --- поспешил пробормотать я, боясь, что меня уведут в неверном направлении. Я даже не сразу сообразил, что рядом со мной выстукивают дробь женские каблучки. А между тем меня и в самом деле уводили куда-то не туда.
"Мне на трамвай!" --- повторил я и попытался остановиться, но
в ответ мне лишь только успокаивающе пожали локоть. И это пожатие, этот простой жест,мол, не беспокойся, всё будет хорошо, снова безжалостно вверг меня в мир иллюзий. Мне отчего-то представилось, что вдруг это Наденька. От одного такого предположения кровь в моих жилах, взбурлила, словно весеннее половодье, и сердце гулкими ударами стало вторить легкому шагу моей таинственной спутницы. Я перестал упираться и отдался на волю ведущей меня руки. Сзади затрезвонил подходящий трамвай, но меня уже это не волновало. Я спешил навстречу своим грезам.
Я, если так можно сказать, не шёл, а парил, не ощущая под ногами асфальта. И если б не рука, крепко державшая меня за локоть, наверное, от переполнявших меня чувств взлетел бы под облака. Весь мир, казалось, наполнился звоном хрустальных колокольцев, и этот хрустальный звон манил вперёд, в таинственную неизвестность. В Таинственную неизвестность, которая в конце нашего пути должна скинуть с себя покров неопределённости и приобрести конкретные формы. Чёткие, с острыми, как у алмаза, гранями, без каких-либо полутонов и оттенков, без каких-либо сомнений и колебаний -- либо да, либо нет. А иначе зачем?
И это -- А иначе зачем -- слышалось в каждом стремительном шаге моей спутницы, чувствовалось в уверенном захвате моей руки. Её целеустремлённость будоражила воображение одновременно тревожно и сладостно. Я жаждал и боялся предстоящей развязки. Столь необыкновенное начало давало мне все основания предположить такое же столь необыкновенное продолжение. Таинственная незнакомка могла оказаться девушкой моих грёз... доброй и нежной. Прекрасной, как фея, разглядевшей во мне вопреки всем что-то особенное. Не знаю, правда, что. Может быть, мою кроткую душу, доброе сердце или бесхитростную и простую натуру. В общем, нечто особое, незаметное для всех, но делавшее меня для неё единственным и неповторимым.
Я хотел, чтобы она заговорила. Нет! Не обязательно, раскрывая причины своего загадочного поведения. Необязательно. А о каких-нибудь простых пустяках: о погоде, об этом беспощадном пекле, о людской суете и прочем. Я хотел услышать ее голос. И, конечно же, в тайне надеялся, что это будет милый Наденькин голос.
В то же время я страшился начала разговора. Радовался молчанию своей спутницы. Боялся, что всё окажется совсем не так.
Я вдруг вспомнил бухгалтера нашего УПП -- Любовь Михайловну, которая при наших случайных встречах в городе обязательно подхватывала меня под руку. При этом она с завидным постоянством молчала, как говаривали в нашем интернате, словно брянский партизан, и я должен был угадать кто это. Поскольку кроме неё так никто не делал, то и угадать Любовь Михайловну было несложно. Предположение о нашем бухгалтере витало и раньше на задворках моего сознания, но это было нереально. Любовь Михайловна была дородной женщиной пятидесяти лет, и Её Походку можно было сравнить, ну... в крайнем случае, с иноходью дикой лошади-мустанга (уж больно запал мне тогда в душу Томпсоновский "Мустанг-иноходец"), но отнюдь не с лёгкой грацией горной козы, если хотите, серны или газели. А походка моей незнакомки вызывала именно эти ассоциации. Но почему бы так не пошутить другим сотрудницам нашего предприятия? Зина, Секретарша директора, могла бы вполне подойти. Допустим, она вместе с кем-нибудь из конторы приехала во Владивосток по своим многочисленным делам И, встретив меня, решила сделать доброе дело. И естественной развязкой этого загадочного приключения будет всего лишь на всего наша машина, на которой меня со всеми удобствами подвезут к самому крыльцу нашего общежития. Ох, как бы я был этому рад, но только не сейчас! Да и что-то мне подсказывало, что это тоже нереально. Нет, подхватить и подвезти -- это у нас запросто. Но чтобы Зина, и вот так! Навряд ли!..
У нас на УПП она работала всего лишь несколько месяцев, и наше знакомство ограничивалось приемной директора. А если это не Зина, то с другими кандидатками на роль таинственной незнакомки на нашем УПП я не знаком. А это значило, что интрига моего приключения все-таки оставалась.
Пока я рассуждал таким образом, и меня бросало от моих предположений то в жар, то в холод, мы перешли дорогу и пошли дворами. Шум улиц стих. Оттенённый домами, он походил на нескончаемый прибой шумящего где-то там далеко моря. Во дворах же стояла блаженная тишина. Не было слышно ни детских криков, ни степенного разговора бабушек-старушек. Ещё бы! Лето было в самом разгаре, и большинство детворы отдыхало в пионерских лагерях. Часть взрослого населения была на работе, а остальные в такую жару предпочитали либо отсиживаться в прохладных квартирах, либо расслабляться на пляжах города. В одном лишь месте я услышал тихое похныкивание грудного ребёнка и убаюкивающее бормотание его мамаши. Наконец-то мы остановились в тени одного из зданий, во дворе которого, можно было сказать, стояла гробовая тишина. Здесь моя таинственная незнакомка оставила меня, предварительно сжав мой локоть и придавив его к низу, давая тем самым понять, что я должен стоять на месте. Сама же она проследовала прямиком в подъезд. Надсадно заскрипела и хлопнула входная дверь. Что же, мне ничего не оставалось, как стоять и ждать. В голове стали появляться тревожные мысли, уж не далеко ли я зашел в своих фантазиях, не заигрался ли, и не бросили ли меня здесь одного "сиротинушку"?
Но нет. Подъездная дверь снова скрипнула, и моя незнакомка процокала ко мне своей грациозной походкой, подхватила меня под руку и повлекла в подъезд, откуда только что вышла...
В подъезде было прохладно. Правда, воздух был застоявшийся. так же, как и во дворе, царила полнейшая тишина --- ни тебе приглушенного бормотания телевизора, ни шуршания шагов на лестнице, ни равномерного гудения лифтов. Все и вся, казалось, пребывало в послеобеденной дреме. Честно говоря, я не знаю, не понял тогда, что это был за дом. Был ли он высотным или нет, и были ли в нем лифты, вообще. Помню лишь, что Лестничная площадка, на которой мы остановились, была просторной.
Моя спутница отошла в сторонку и, шурша одеждой, переступала с ноги на ногу. При этом цокала своими каблучками так, словно застоявшаяся в стойле лошадь. Я глупо улыбнулся такой ассоциации. Да и вообще! Все эти звуки обычно сопровождают движения переодевающегося человека, что в данной обстановке было абсурдным и нереальным. Вот разве, что сейчас она снимет со своей ножки туфельку и стукнет каблучком мне по темени, дабы похитить мои конспекты. А что ещё у меня можно похитить, кроме них да пяти рублей с мелочью? АХ, да! Ещё складную белую трость и ВОСовский билет. От этой мысли я развеселился и уже был не в силах сдерживаться, а поэтому просто стоял и наиглупейшим образом улыбался.
Незнакомка, однако, не стала бить меня туфелькой ни по голове, ни по темени. Она просто ухватилась за пакет и трость и потянула их к себе. Признаться, я сначала подрастерялся. Ничего подобного я не ожидал. Всё что угодно, только не это! Но, тем не менее, вещей своих из рук не выпустил. Некоторое время мы так и стояли, она, пытаясь высвободить, Не выхватить, не выдернуть, а именно высвободить, мягко и аккуратно, их из моих сжатых пальцев, а я, с обречённым упрямством вцепившись в свою личную собственность, после чего она схватила меня за предплечье, чуть повыше кисти, и встряхнула мою упирающуюся длань. Жест был более, чем красноречив. Я понял, что ей вовсе не к чему мой потертый пакет и битая трость. Ей была нужна моя свободная рука. Я поспешно переложил пакет и трость в одну руку,, другую же, свободную, протянул своей загадочной спутнице. Та подхватила её и с неумолимой решительностью пришлепнула, словно горчичник, себе на бедро. Я ОБАЛДЕЛ! Моя ладонь покоилась на её обнажённой ягодице. Пальцы ощущали её прохладную и бархатную кожу. Задранная юбка складками поднятого театрального занавеса ниспадала сверху.