Весь свой гардероб перестирал Карнаухов. И будто праздничными флагами украсился теплоход его бельишком.
А помощник капитана, раздетый до пояса, загорал на диванчике на передней палубе, разглядывал в бинокль дома села Михайлова, мимо которого проходили. Виден был в бинокль и тот бревенчатый ряж, к которому в прошлый раз швартовалась «Ласточка» для разгрузки муки, и черное пятно от костра, у которого отдыхали мужики, выгружавшие муку.
Ведерников передал бинокль присевшему рядом с ним отдохнуть после стирки Карнаухову.
— Смотри, даже пустые бутылки ваши целы. Помнишь, как «гудел» здесь с мужиками?
— Помню, — ответил Карнаухов, принимая бинокль. Посмотрел в окуляры: в самом деле, неподалеку от кострища блестела в траве бутылка.
— А что это взбрело тебе тогда остаться в Михайлове?
— Мужики были хорошие, — грустно ответил Карнаухов.
— Да чем же хорошие? — с долей учительской строгости спросил Ведерников.
— Добрые… Друг за дружку стоят.
— Да это тебе показалось! Отбившиеся от общества подонки не бывают добрыми. Например, эти твои браконьеры, они же вроде волков. Только ради удобства держатся вместе. И волки нападают сообща. А потом каждый рвет себе!
Карнаухов не стал возражать, вспомнив того, со светлыми усами и безжалостными глазами, который подходил к нему на острове. Может, правы Дорофеев и этот непонятный Ведерников. Может, и среди михайловских мужиков были такие, кто запросто может утопить человека.
А Ведерников, будто подслушав его мысли, спросил:
— Знаешь такое слово — иллюзия?
— Ну…
— Иллюзия — это кажущееся. Это тебе кажется, что, отбившись от общества, люди добры и благородны. На самом деле дикость — это всегда и жестокость. А доброта и благородство могут рождаться только в нормальных, сплоченных коллективах. Вот этого-то я и добиваюсь, если хочешь знать. А вы все почему-то принимаете меня за карьериста, выскочку, мечтающего спихнуть Дорофеева. Я же не против Кирилла, поймите вы! Я против анархии, которая Лехе Бурнину так нравится. И докладную записку я написал только потому, что капитан не хочет повлиять на Бурнина. По-моему, он побаивается Лехи. Ведь так, Пескарь?
— Не знаю я ничего, — ответил, нахмурившись, Карнаухов. — Только я это… В общем, значит, того… За Дорофеева я то есть… Уж не знаю, как там и что, только Дорофеев капитан нормальный.
— Да разве я говорил, что он ненормальный! — с усмешкой произнес Ведерников. — Ну ладно, хватит об этом. Значит, говоришь, постирался?
— Ну…
— Что ж, хорошее дело. Давай-ка теперь сделаем с тобой еще одно доброе дело. Тащи сюда из кубрика табличку насчет того, что мы соревнуемся за высокое звание. Надо же укрепить ее в конце концов!
Карнаухов послушно отправился в кубрик и скоро вернулся с запылившейся табличкой.
— Тряпка нужна, протереть, — озабоченно сказал Ведерников. — И проволока. Там, в машинном отделении, знаешь?
— Ну…
— И пассатижи захвати! — крикнул Ведерников вдогонку.
Когда Карнаухов принес проволоку и инструмент, капитан Дорофеев, стоявший в ходовой рубке у штурвала, сделал ему знак, чтобы подошел.
Оставив Карнаухова вместо себя управлять движением теплохода, Дорофеев, щурясь от яркого солнца, вышел на палубу.
— Слушай, Володя, что это ты так торопишься? — спросил он у Ведерникова.
— Я не тороплюсь, — не вполне понимая вопрос, ответил помощник капитана.
— Нет, торопишься! Хочешь, чтобы начальство отметило? Так ведь не тебя отметят, а меня. Потому что я пока еще капитан на «Ласточке». Так что получается: для меня ты хлопочешь. Спасибо, но я об этом не просил. Не надо для меня хлопотать, Володя!
— Не лезь в бутылку, Кирилл, — доброжелательным тоном откликнулся Ведерников. — Ты капитан, никто в этом не сомневается. А табличку надо укрепить там, где полагается. Вот и все!
Дорофеев остро взглянул на помощника.
— Суетишься ты, малый, — сказал он укоризненно. — К показухе гнешься… Я не знаю, может, в других местах такое и проходит, а тут сам видишь: Река, шиверы…
— Кирилл, ведь мы на базу возвращаемся! Надо же, чтобы судно выглядело как полагается!
— Да я вроде не против такого… Порядок есть порядок. Меня другое заботит: то, что на опасных участках тебе штурвал держать не хочется. Вот о чем ты должен волноваться в первую очередь, а не о том, как выглядит судно со стороны.
В глазах Ведерникова заиграли задорные искорки.