— А ты речку можешь нарисовать? — спросила Киричева. — Чтобы вода была такая темная-темная, но блестящая. А в воде плавают кувшинки, и рядом берег — желтый такой, песчаный.
— Могу, — подумав, сказал Сева. — А зачем тебе?
— Лето жалко, — вздохнула Киричева. — А зима такая долгая-долгая… Конечно, можно на лыжах и на коньках, но все равно летом лучше.
— Ага, летом лучше, — согласился Сева. — Ладно, я нарисую.
— А почему ты с нашими мальчишками не дружишь?
От этого вопроса Сева растерялся. Нельзя было не ответить, потому что Киричева смотрела на него, выпучив серо-голубые глаза, серьезно и тревожно. А губы ее изогнулись в иронической улыбке. Она ведь видела, как угодничал Сева перед Зайнетдиновым, Что же ему, признаться, что не любит и боится он Зайнетдинова, Борисова, всю их компанию, в которой закон — рабское подчинение вожакам? Противен Севе этот закон, но и выступить против одноклассников в одиночку он боится!.. Нет, Гале Киричевой нельзя признаваться в слабости.
— А я дружу, — независимым тоном произнес Сева. — С кем же еще дружить, с вами, что ли, с девчонками?
— А зачем за мной ходишь? — прищурилась Киричева.
— Ничего я не хожу, — рассердился Сева. — Просто захотел купить мороженое — и все!..
— Принес ракетку? — спросил на следующее утро у Севы Зайнетдинов. Сева так и замер на пороге класса. Про уговор он совсем забыл.
— Нет у меня ее, — промямлил Сева. — То есть есть, только она на даче…
— Врешь ты все, — зловеще выговорил Зайнетдинов. — Нет у вас никакой дачи!
И он был прав. Две ракетки и волан спокойно лежали дома, на нижней полке этажерки для учебников. Но Севе было страшно представить, что он лишится одной из ракеток. И из-за чего? Из-за того, что Шаман позволил Севе стоять рядом с ним и беззвучно открывать и закрывать рот! Нет уж, это слишком.
— У нас есть дача! На автобусе надо ехать. Долго-долго…
— Врешь! — спокойно презирал его Зайнетдинов.
— Есть! — Сева почувствовал, что в глазах у него затеплились слезы.
— А я говорю, врешь ты, Шпингалет! Просто не хочется отдавать то, что обещал!.. Эй, пацаны, слушайте: Шпингалет — жмот и жадина! Обещал мне ракетку и не отдает. Вот жадина!
— Жадина, жмот! — закричали сбежавшиеся мальчишки.
— Я не жадина! — упорствовал Сева. — Так, как он, тоже не честно. Я на хоре совсем не пел, а он хочет, чтобы я ракетку за это отдал!
Только перекричать ухмыляющийся, горластый, приплясывающий и передразнивающий хоровод, закруживший вокруг Севы, было невозможно. Дрожа от обиды и злости, Сева пытался вырваться из круга, но его отталкивали, не выпускали, и все чаще, все чувствительнее становились толчки, щипки и удары по ребрам. Спас Севу звонок, вслед за которым в класс вошла учительница математики Евгения Семеновна. Круг распался, мальчишки разбежались по местам.
— Отдай, а то хуже будет! — крикнул Севе Зайнетдинов и побежал к своей парте.
— Что случилось? — спросила Евгения Семеновна, удержав Севу за локоть. Зайнетдинов уже сидел за своей партой возле окна и исподлобья следил за Севой.
— Ничего, — почти прошептал Сева, загипнотизированный взглядом Зайнетдинова. — Мы играли.
— Ох уж эти ваши игры! — печально-жалостливо сказала Евгения Семеновна, отпуская Севу.
…В следующий раз репетиция хора началась с песни про синие ночи, и Сева вдруг обнаружил, что подпевает. Слова песни он запомнил с первого раза, и теперь, как ни старался молча открывать и закрывать рот, слова будто сами выскакивали. И так весело, так бесстрашно было чувство своей соединенности со всеми ребятами из хора. А главное — с музыкой, щедро разливаемой роялем, рассеиваемой всеми его фетровыми молоточками, что, как кузнечики, прыгали над натянутыми струнами.
Хор еще не допел песню до конца, как вдруг Игорь Сергеевич отшатнулся от рояля и раздраженно прокричал:
— Кто это у нас фальшивит?
Сева инстинктивно зажал рот ладонью. Игорь Сергеевич, не получив ответа, заиграл сначала. И скоро Сева опять забылся: песня поднимала и несла его, он просто не мог не петь!
— Это же черт знает что такое! — загремел голос пианиста. — Мария Сергеевна, вы разве не слышите эту возмутительную фальшь? Ну кто там у нас безобразничает, выясните наконец!
Бдительным взором старушка прошлась по лицам хористов. Впереди Севы стоял высокий мальчишка из шестого «Б», за ним Мария Сергеевна не заметила Севу и потому сказала брату:
— Новеньких нет, кроме тех двоих из пятого класса.