— Пойдем домой, Генка!
— Нет, старик, не пойду… Я решил. Давно пора. Ты иди, а мне надо в Москву!
— Генка, очухайся!.. Через три дня экзамен по физике, куда ты поедешь! Не валяй дурака, пьянка кончилась!
Самойлов молчал.
— Ну и катись! — Коркин перешагнул через щель. На перроне галдела толпа, птицами трепыхались над головами руки, те же птицы били крыльями в узких прорезях вагонных окон. Толпа не выпустила Коркина, он остался перед распахнутой дверью. Самойлов стоял на железном порожке, жестко щурился, досасывал окурок.
Поезд зябко вздрогнул и пополз.
— Выходи! — кричал Коркин.
Вздыхали рессоры, скрипели колеса, поезд катил.
— Прыгай, Генка! — умолял Коркин. Он уже бежал. Генка Самойлов непоколебимо стоял в дверях вагона.
Летели навстречу синие путевые огни. Показался впереди конец платформы. Уже не затормозить, не остановиться Коркину! Он схватился за поручни и вскочил в вагон.
— Железный ты парень, Самойлов, — сказал он, немного отдышавшись.
— Мне надо увидеть ее!
— Кого?
— Приедем, узнаешь, — коротко ответил Самойлов.
…И вот приятели уныло плелись уже по платформе Ленинградского вокзала. Странную они составляли пару. Самойлов был высоким, мощного сложения, с крупным простоватым лицом, толстогубый. Он был на три года старше низкорослого, хрупкого Коркина, черты лица которого отличались утонченностью, а большие карие глаза, точно у девушки, украшали длинные ресницы. Жили они в одной комнате в общежитии, учились в одной группе, ходили обыкновенно вдвоем — и в институт, и обратно, но были ли настоящими друзьями — ни тот, ни другой не мог сказать определенно.
Пожалуй, не столько дружба связывала их, сколько привычка друг к другу. Самойлов уважал Лешу за то, что тот не был слишком любопытным и умел, если надо, помолчать; Коркин жалел Гену за крупные неудачи, которые ему пришлось пережить, но какие именно неудачи — Коркин стеснялся расспрашивать.
Ленинградский вокзал они воспринимали как часть Ленинграда. Они еще не вполне верили в то, что путешествие уже началось, что они уже в другом, далеком городе: еще казалось, что все это — просто шутка, вот сейчас они сядут в поезд и вернутся обратно. Но денег на билеты не было, и не было пьяной решимости, с какой проникли они вчера в вагон.
Коркин искоса поглядывал на приятеля. В конце концов всю ответственность за эту поездку должен нести Генка — ведь это он вчера уверял, что ему нужно в Москву. А сегодня вел себя так, будто впервые в жизни попал в столицу и не значилось в его документах, что два года Геннадий Самойлов жил и учился в Москве.
— Ну, так что будем делать? — в который раз спросил Коркин.
— Отвяжись! Я тебя не звал за собой, сам приехал. Что хочешь, то и делай!..
— Но у тебя же…
— Нет у меня здесь никого, понял?! Ни единой души.
— Тогда надо домой телеграмму послать.
— Посылай, — раздраженно бросил Самойлов. — А мне и домой нельзя постучаться. Там одна мать, больная…
…От раскрытых окон шашлычной майский ветер доносил головокружительные запахи. Ребята сидели в тени фотовитрины и наблюдали московскую жизнь. Они давно уже сидели здесь, спешить было некуда. Коркина заинтересовали девушки с собаками. Он находил, что у таких иная осанка, иной взгляд. Особенно если на поводке овчарка или какой-нибудь заморский дог. Тут уж чувство собственного достоинства хозяйки переходило в явное высокомерие. Попробуй только заговорить с такой барышней, спроси, который час или что показывают в ближайшем кинотеатре. Ответом будет грозный собачий рык…
— Чем больше людей, тем меньше понимания, — произнес Самойлов сентиментальным, удивившим Коркина тоном. — Два года прожил я в этом городе. Чужаком приехал — чужаком и уехал…
Коркин оживился.
— Генка! — торжественно начал он. — Видит бог, я человек терпеливый, с расспросами не лезу. Но надо же совесть иметь! Объяснишь ты или нет, за каким чертом притащил меня в Москву?
— Я тебя не тащил, — упрямо сказал Самойлов.
— Знаешь, надо быть джентльменом, — заявил Коркин, радуясь проявившейся в нем властности. — Ты скажи честно — ради женщины приехал?
— Если честно, то да. Ты еще молодой, не поймешь…
— Ладно, старик, храни свою тайну… Но я хочу жрать! Я очень-очень хочу есть, ты понимаешь? А завтра консультация по физике. А через три дня экзамен. Нам пора домой, дедуля! Завтра мы должны быть в вузе. Давай искать выход из этой истории!
Самойлов сидел, опустив голову.
— Прости, Генка, — уже совсем другим тоном сказал Коркин. — Ничего страшного не случилось, выкарабкаемся! Поехали на вокзал… Мы прорвемся! Я знаю, как надо действовать, мы прорвемся, уговорим проводника, я знаю, что сказать, мы обязательно уедем!