— Я не помню… Мы это не проходили, — тихо признался парень.
— Так вот, большие деньги, товарищи! — уверенно продолжал мужчина в плаще. — Оставьте свои разговорчики, будем работать как полагается…
Но женщины и не думали сдаваться.
— Нас, гражданин, агитировать — только время терять! — веско заявила Мочихина.
— Лучше бы за водой съездили, — поддержали ее остальные. А Зинаида Губарева, покосившись на плащ, сказала разочарованно:
— Стоит тут — только на нервы действует!
Однако уполномоченный оказался человеком упорным.
— Вот что, бабы, раз добром не хотите, буду действовать по-другому. Никто не позволит, чтобы из-за ваших причуд государство терпело убытки!.. Короче, Валентин, езжай в правление и вези сюда председателя!
— А что нам председатель, коли обед по закону! — храбрилась Мочихина.
Парню ехать не хотелось. Чувствуя на себе пытливый взгляд Нади, он бил каблуком, как копытом, землю и боялся поднять глаза. Уполномоченный раздраженно повторил приказ:
— Заводи и езжай, иначе с этим народцем не договоришься!
…Шофер первой машины подал команду:
— Кончай грузить!
Он славно выспался в холодке, на картофельной ботве. Высунув из кабины небритую физиономию, игриво подмигнул Губарихе, а уполномоченному пожелал:
— Счастливо загорать!
Рванув с места, машина поскакала перекопанным картофельным полем. Женщины с оханьем поднимались, растирали намятые колени, морщась, хватались за поясницы.
— Клавка, отдай мое ведро!
— Как же твое!.. Или не видишь завязку: еще утром лоскуток подвязала, чтоб с чужим не попутать.
— А где же мое?
Они одергивали юбки, встряхнув, заново повязывали на простоволосые головы треугольники платков.
— Ну, что, бабоньки, по домам?
— Кого ждать-то?
Михайловна и Мочихина тронулись первыми, повесив ведра на согнутые в локте руки.
— Нет, подождите! Эй, назад! — засуетился уполномоченный. — Не расходитесь, кому говорю!.. Видите, наша машина идет, там председатель… Вам что, очки дать?
В самом деле, на краю поля показался грузовик с голубой кабиной. Михайловна остановилась. Не ушла и Мохичина. Зато Губариха, зло прищурившись, крикнула заготовителю:
— Видали мы таких командиров! Пошли, бабы, нечего слушать этого петуха!
Женщины стояли в нерешительности; только одна молодка в оранжевом платке двинулась за Зинаидой. Однако перед ними, растопырив руки, встал уполномоченный.
— Ай, неужто обнимаешь! — расцвела было Губариха, но красное, потное лицо горожанина было так свирепо, что она струсила и повернула назад.
Грузовик медленно приближался.
— Должно, нашего председателя боится растрясти, — гадали колхозницы. Мочихина угрюмо сказала:
— Вот будет собрание, мы его не так потрясем!..
— Ох и люди! — ворчал уполномоченный. — Сознательность… Да с такими, как вы, не коммунизм строить, с вами… — и, не найдя подходящих слов, он махнул рукой.
Машина подъехала и остановилась. Однако сквозь лобовое стекло виден был только молодой водитель.
Открылась дверца, и парень задом полез из кабины. Его брезентовая роба была расстегнута, обеими руками он прижимал к животу что-то тяжелое, закрытое полами куртки. Когда шофер утвердился на земле и повернулся, все увидели большую стеклянную банку, до верха наполненную водой. Охваченная растопыренными пятернями шофера, она сияла как глыба льда.
— Вот, пейте, — негромко сказал парень, протягивая женщинам жемчужно запотевшую посудину.
— Где председатель? — набросился на шофера уполномоченный.
— Я не знаю… Не нашел. Был в правлении, сказали, что в бригаду уехал, не то в третью, не то…
— Сам ты «не то»!
Женщины роились вокруг банки.
— Ох, холодна, аж зубы ломит!
— Не проливай ты, худоротая!
— Начальник! Иди, попей, а то не достанется!
Мужчина в плаще принял наполовину опустевшую банку, изрядно слил через край — для гигиены, потом приложился. Женщины смотрели, как дергается на его шее кадык, и у тех, кто еще не пил, на лицах показалось беспокойство.
— Ну вот, дорогие товарищи! — отдавая воду, дружелюбно начал уполномоченный. — Мы вам сделали доброе дело. Значит, и вы должны уважать. Давайте все-таки нагрузим!
Женщины отирали губы и подбородки концами платков.
— Молодец, сынок, дай тебе господь всего лучшего, — помаргивая белесыми ресницами, в первый раз за день улыбнулась Мочихина.