- Ну, гражданин. Извиняюсь!
- Не гражданин я.
- А кто же вы такой?
- Я - чиновник двенадцатого класса и кавалер ордена святыя Анны третьей степени. А ежели меня по ошибке задержали вместе с революционерами, то это, молодой человек, ещё ничего не доказывает...
Юноша пристально всмотрелся в глаза обывателя и опасливо отошёл в сторону.
- Вот ведь какая неприятность! - пробормотал обыватель.- Уже на улицах стали называть товарищем! Дойдёт ещё до столоначальника, чего доброго. Как пить дать выгонят со службы! Надо что-нибудь предпринять такое...
Обыватель поглубже засунул руки в карманы и запел "Боже, царя храни".
- Эй, газетчик! Дай-ка мне, милый, два номерочка "Русского знамени".
- Чего-с?
- "Знамени", говорю, "Русского" дай мне два номерочка. Или даже лучше - три.
- Нету такой газеты.
- Нету? Ну, дай "Новое время".
- Нету такой газеты.
- А что же есть?
- "Рабочая газета", "Правда", "Красная звезда".
- Ах ты, нахальный мальчишка! Устои подрываешь? Нелегальщиной торгуешь? А вот я тебя, негодяя, в участок сведу!
- Не имеете права! Я налог плачу.
- Ла-а-адно! Я тебе покажу налог!
Обыватель тщательно записал приметы и номер крамольного газетчика и, нудно скрипя галошами, пошёл дальше.
Над фасадом большого дома обыватель прочёл надпись: "Московский Комитет Всесоюзной Коммунистической партии".
- Тэк-с! Приятно. На глазах у всех, так сказать, подрывают устои. Так и запишем. И улочку запишем. И номерок запишем. Всё запишем.
Обыватель внёс необходимую запись в памятную книжку и пошёл дальше.
- Товарищ, разрешите прикурить? - остановил обывателя толстый гражданин в бобровой шубе.
У обывателя ёкнуло сердце и подкосились ноги.
- Хи-хи... Не извольте сомневаться. Никак нет. Никакого причастия к нелегальным подпольным организациям, революционным кружкам и политическим группировкам не имею-с и не являюсь, так сказать, "товарищем", а ежели ночевал в участке, то, поверьте, ваш... превосхо...дительство... роковое недоразумение... несчастное стечение обстоятельств... Ва...ва...ва...
Гражданин в шубе в ужасе шарахнулся в сторону.
Исколесив всю Москву и уже окончательно отчаявшись в успехе поисков, заведующий музеем поздно вечером наконец, к великой своей радости, нашёл исчезнувший экземпляр обывателя.
Экземпляр стоял посередине Театральной площади на коленях и, рыдая, говорил:
- Как честный человек... Роковое недоразумение... Чиновник двенадцатого класса и никакого причастия не имею... А ежели ночевал в участке, то, видит бог, по ошибке... Боже, царя храни!.. А что касается извозчика номер сорок девять тысяч двадцать один и газетчика номер двенадцать (блондин, четырнадцать лет, глаза голубые, особых примет не имеется), то могу подтвердить, что они есть замешанные в движении, особенно газетчик, который продаёт подпольную нелегальщину... Опять же могу указать адрес Московского Комитета Коммунистической партии... А ежели ночевал в участке, то...
Многие прохожие останавливались и давали ему копейку.
Две недели бился заведующий музеем, растолковывая обывателю сущность событий и перемен, случившихся за последние двадцать лет.
В начале третьей недели обыватель уразумел.
В конце третьей недели обыватель поступил в трест.
А в начале четвёртой как-то вскользь, во время обеденного перерыва, сказал сослуживцам:
- Тысяча девятьсот пятый год? Как же, как же! Помню. Даже, можно сказать, лично участвовал в борьбе с самодержавием. Сидел, знаете, даже. За участие в демонстрации... Были дела! Ну да о чём толковать! Мы старые общественники-революционеры. И вообще, вихри враждебные веют над нами...
Говорят, что один раз он не без успеха выступал даже на вечере воспоминаний о 1905 годе.
Но это недостоверно.
Всё же остальное - факт.
1926