Священник вышел в прихожую, остановился в дверях и стал наблюдать, как Карл загружает вещи в багажник такси. Дайер отер лоб: было жарко и влажно. Затем обернулся на звук шагов.
Мать с дочерью рука об руку спустилась по ступенькам. Крис подошла и поцеловала его в щеку, затем прикоснулась пальцами к лицу, испытующе заглянула в глаза.
— Все хорошо. — Он пожал плечами. — Да, мне кажется… все хорошо.
Она кивнула.
— Я позвоню вам из Лос-Анджелеса. Ну… пока!
Дайер опустил взгляд: будто пораженная каким-то болезненным воспоминанием, девочка хмуро глядела на него исподлобья. Потом, опомнившись, вытянула руки и поцеловала подставленную щеку. Вновь замерла и поглядела на него очень странно… Впрочем, не на него — на круглый иезуитский воротничок.
— Ну, пошли, — выдохнула Крис и взяла дочь за руку. — Не то опоздаем. Пойдем-ка.
Дайер проводил их взглядом и помахал рукой; увидел, как Крис скользнула вслед за Риган на сиденье, послала ему воздушный поцелуй и еще раз махнула из окна. Наконец, свое место рядом с водителем занял Карл; автомобиль тронулся с места и через несколько секунд исчез за поворотом.
Некоторое время Дайер стоял у обочины; из оцепенения его вывел визг тормозов у дальнего тротуара. Киндерман вышел из полицейской машины, обошел ее и вразвалочку двинулся к священнику. Издалека помахал ладошкой.
— Иду прощаться!
— Опоздали. На минуту буквально.
Киндерман застыл на месте, удрученно склонил голову.
— Как девочка? — спросил он, наконец поднимая глаза.
— По-моему, неплохо.
— Ну и прекрасно. Прекрасно. В конце концов, это самое главное. — Он поглядел куда-то вбок. — Что ж, в таком случае — за работу! Опять за нее, родимую… Всего хорошего, святой отец. — Он сделал шаг по направлению к автомобилю, затем как-то нерешительно оглянулся. — Вы в кино ходите, святой отец? Любите вообще кино?
— О да, конечно.
— А у меня контрамарки есть… — Он на секунду замялся. — Собственно говоря, как раз на завтрашний вечер, в “Крест”. Как вы на это смотрите?
— А что там идет?
— “Грозовой перевал”.
— И кто в главных ролях?
— Хатклифф — Джекки Глисон, Катрин Эрншоу — Люси Болл. Что, довольны?
— Видел уже, — бросил Дайер небрежно.
Киндерман поглядел на него как-то тускло и отвернулся.
— Еще один… — Он шагнул на тротуар, взял священника под руку и повел по улице. — Знаете, вспомнил одну фразу из “Касабланки”. Там, помните, Хамфри Богарт в самом конце говорит Клоду Рэйнсу: “Луи, мне кажется, это начало красивой дружбы”.
— А знаете, вы похожи немного на Богарта.
— Ага, заметили наконец!..
…Они шли, пытаясь забыть сейчас обо всем. Чтобы память эту пронести сквозь годы.
От автора
В описании территории Джорджтаунского университета и его окрестностей я позволил себе некоторые географические неточности. Это касается, в частности, Института языков и лингвистики. Дома на Проспект-стрит не существует, равно как и приемной в резиденции Ордена иезуитов — по крайней мере, в том виде, в каком она представлена в романе.
Фрагмент прозы, приписанный Ланкастеру Мэррину, заимствован из проповеди Генри Ньюмана “Вторая весна.”