Каррас поднял трубку и набрал номер Крис.
— А, святой отец, здравствуйте, — раздался в трубку сонный, развинченный голос.
— Неужели разбудил вас? Как жаль.
— Ничего страшного.
— Скажите, Крис, где работает доктор… — Он пробежал пальцем по строкам отчета. — Доктор Кляйн?
— В Росслине.
— В больничном корпусе?
— Да.
— У меня к вам просьба: позвоните ему, пожалуйста, и предупредите, что скоро заедет доктор Каррас, чтобы взглянуть на ЭЭГ. Только — доктор, подчеркните это, ладно? Вы меня поняли?
— Поняла.
— Позже еще поговорим.
Повесив трубку, Каррас сорвал воротничок и сбросил церковное одеяние. Он сменил брюки, натянул свитер и поверх всего надел черный плащ, застегнув его на все пуговицы. Поглядел на себя в зеркало, усмехнулся мысленно и стал расстегиваться. “Что полицейский, что священник — сама одежда у нас пропитывается профессиональным духом. Никуда от него не денешься.” Каррас сбросил туфли и надел поношенные тенниски: другой обуви нечерного цвета у него не было.
По пути в Росслин, у светофора на М-стрит, перед самым въездом на мост, он остановился, случайно взглянул в сторону и замер. У винного магазина Дикси на 35-й улице стоял черный седан лейтенанта Киндермана. Из него выходил Карл Энгстрем.
Загорелся зеленый. Каррас рванул с ходу, быстро свернул на мост и лишь затем украдкой взглянул в зеркальце. Заметили? Не похоже. Что свело их вместе? Случайность или… Риган? Риган и… “А, к черту, выбросить все из головы! И так слишком много всего сразу!”
Каррас остановил машину у входа в больничный корпус, вышел и поднялся по лестнице на этаж, где находились кабинеты доктора Кляйна. Сам врач в этот момент был занят, но сестра очень быстро принесла график электроэнцефалограммы, и через минуту священник уже стоял в кабинете, быстро пропуская меж пальцев тонкую струйку бумажной ленты.
Вбежал Кляйн и на какое-то мгновение замер в изумлении, уставившись на одежду посетителя.
— Доктор Каррас?
— Да, добрый день.
Они пожали друг другу руки.
— Я — Кляйн. Какие дела у девочки?
— Определенный прогресс наметился.
— Рад слышать.
Каррас снова взглянул на ленту; терапевт подошел к нему, стал рядом и тоже начал рассматривать график, ногтем прослеживая ход волны.
— Видите? Идеальная кривая. Ни малейшего отклонения.
— Вижу, — хмуро кивнул священник. — Это как раз и странно.
— Странно?
— Для истерической больной — очень.
— Я вас не понимаю.
— Видите ли, факт этот, не слишком широко известен, но Итека в Бельгии обнаружил, что у истерических больных на ЭЭГ наблюдаются характерные флуктуации — незначительные, но всегда одинаковые. Я их ищу и не нахожу.
— Вот как, — хмыкнул Кляйн неопределенно.
Каррас стрельнул в него взглядом.
— Когда вы снимали ЭЭГ, девочка была уже больна?
— Да… да, она была определенно не в себе.
— В таком случае, разве не удивительно, что мозг ее выдал столь идеальную кривую? Даже для совершенно здорового человека мелкие отклонения считаются нормой, а уж у девочки в таком состоянии… Должно же это было проявиться здесь хоть как-то! Если, конечно…
Открылась дверь, заглянула медсестра.
— Доктор, миссис Симмонс ожидает вас с большим нетерпением.
— Да-да, иду. — У порога Кляйн остановился. — Сплошная истерия повсюду, — заметил он сухо. — Прошу прощения. Должен бежать.
Закончив работать с графиком, Каррас свернул ленту, перевязал ее и вернул медсестре за стойкой. “Это уже кое-что! Серьезный довод для епископа… Довод против истерии.”
Остановившись у дорожного знака на углу 36-й улицы и Проспект-стрит, Каррас вновь увидел Киндермана. Тот сидел за рулем своего автомобиля, высунув локоть из окошка и глядя прямо перед собой. Вывернув руль резко вправо, иезуит объехал здание резиденции, быстро нашел свободное место у тротуара, вышел и, обогнув угол, как ни в чем не бывало направился к дверям. “…Что, уже следит за домом?.. Призрак Дэннингса: прямо-таки следует по пятам! Неужели и Киндерман пришел к выводу, что Риган…”
“Спокойно. Без торопливости. Полное спокойствие.”
Он подошел к машине и просунул голову в окошко.
— Приветствую вас, лейтенант.
Детектив резко обернулся и сделал удивленный вид.
— Отец Каррас?
“Сфальшивил ведь!..” — Каррас почувствовал вдруг, что ладони у него стали влажными и холодными. “Повеселей! Не выдавать волнения… Повеселей!”
— Считайте, вы уже оштрафованы. В будни, с четырех до шести стоянка в этом месте запрещена.