Он подошел к кровати. Глаза у девочки были закрыты. Она тяжело дышала.
Каррас нагнулся и измерил пульс, затем взглянул на сухие, растрескавшиеся губы. Он выпрямился, постоял еще немного, наконец, вышел из комнаты и спустился в кухню. За столом сидела Шэрон и заедала суп сэндвичами.
— Перекусить не хотите, отец Каррас? Проголодались ведь.
— Нет, спасибо. — Он присел и взял со стола блокнот с карандашом. — Только что у девочки была сильная икота. Вам прописывали компазин?
— Да, и немного еще осталось.
Он записал что-то на листке.
— Дайте ей на ночь двадцать пять миллиграммов в суппозитории.
— Хорошо.
— Начался процесс обезвоживания организма, поэтому я перевожу ее на внутривенное питание. Завтра с утра позвоните в магазин медицинского оборудования, и пусть они все это срочно доставят в дом. — Он подтолкнул по столу блокнот в ее направлении. — Сейчас девочка заснула. Можете начинать вводить сустаген.
— Ладно, сейчас. — Шэрон кивнула и заглянула в блокнот, не прекращая орудовать ложкой. Несколько секунд Каррас молча наблюдал за ней. Потом нахмурился.
— Вы ведь ее учительница?
— Да.
— Латыни вы ее случайно не учили?
— Нет, — удивилась Шэрон.
— А немецкому?
— Только французскому.
— В каком объеме? “La plume de ma Tante?”
— Да, в общем-то.
— Но ни латыни, ни немецкому.
— Ну что вы, нет, конечно.
— А Энгстремы, между собой они, очевидно, говорят по-немецки?
— Конечно.
— Должно быть, и в присутствии Риган говорили?
— Наверное. — Девушка пожала плечами и поднялась, чтобы отнести в раковину тарелки. — То есть наверняка говорили.
— А вы сами латынь изучали когда-нибудь?
— Нет, никогда.
— Но на слух ее распознали бы?
— Конечно. — Она ополоснула тарелку и поставила ее сушиться на стойку.
— Как она говорит на латыни, вам не приходилось слышать?
— Риган?
— Да. Уже после начала болезни.
— Никогда такого не было.
— А на каком-нибудь другом языке?
Шэрон задумалась, медленно закрутила кран.
— Не знаю, может быть, мне это и показалось, но… Кажется, я слышала, как она говорила по-русски.
В горле у Карраса пересохло.
— А сами вы по-русски говорите?
— Кое-как, — пожала плечами девушка и сложила кухонное полотенце. — Немного в колледже изучала.
Каррас расслабленно обмяк на стуле. “Ну конечно, она и мои мысли так же читала…” Подперев лоб ладонью, он тускло уставился в пустоту. Телепатия вообще характерна для лиц, находящихся в состоянии крайнего нервного напряжения; такие люди нередко изъясняются на незнакомом языке, однако всегда лишь на том, который известен кому-нибудь из присутствующих. “…Мысли сходятся… Bon jour… La plume de ma tante… Bonne nuit… Н-да. С такими сомнениями как бы собственную кровь не превратить в вино…”
Итак, что делать? “Сначала — спать. Потом — сюда. Не оставлять попыток, снова и снова.”
Он поднялся, задумчиво поглядел на Шэрон. Девушка стояла у раковины и задумчиво наблюдала за ним, скрестив руки на груди.
— Я возвращаюсь к себе. Позвоните, как только проснется Риган.
— Хорошо, позвоню.
— Про компазин не забудете?
— Нет-нет, займусь этим сейчас же.
Каррас кивнул; сунув руки в карманы, постоял еще немного, пытаясь вспомнить, не забыл ли чего-то важного. “Всегда так. Что-то обязательно ускользнет от внимания, когда, казалось бы, сделано уже все…”
— Скажите, святой отец, что же все-таки случилось? — услышал он печальный голос. — Что с нашей Рэгс?
Каррас поднял взгляд; в глазах ее застыл мучительный вопрос.
— Я не знаю, — произнес он тихо и опустошенно, повернулся и вышел из кухни. Уже в прихожей он услышал за спиной быстрые шаги.
— Отец Каррас!
Священник обернулся: Карл протягивал ему свитер, чистый и чем-то надушенный.
— Простите. Хотел раньше. Все забывал.
— Вы очень заботливы, — проговорил Каррас растроганно. — Большое спасибо.
— Вам спасибо, отец Каррас. — Голос у швейцарца дрожал, в глазах стояли слезы. — Спасибо за все, что вы делаете для мисс Риган.
Он отвел смущенно взгляд, затем отвернулся и быстро вышел из прихожей. Несколько секунд Каррас стоял, глядя ему вслед. “Карл и Киндерман… Еще одна загадка. Как все здесь запутано…” Он бессильно толкнул дверь; шагнул — из одного мрака в другой; пошатываясь, побрел через дорогу в предвкушении долгожданного сна.