Мы сказали, что все бразильцы, готовые стрелять при первом приказании, залегли за трупами лошадей.
Над ними коршуны и урубусы, привлеченные запахом крови, кружились, испуская пронзительные и хриплые звуки.
На пол-лье в равнине манада лошадей скакала с удивительной быстротой, поднимая густые столбы пыли.
Бразильцы были угрюмы и молчаливы; они чувствовали себя погибшими.
Только Диего сохранил свою спокойную физиономию и беззаботное выражение.
— Ребята! — крикнул он, — берегите свои заряды и стреляйте только наверняка; вы знаете, что у нас нет более пороха.
Вдруг дикие лошади, как громовой удар, появились на укреплении и, несмотря на смертоносный залп, сделанный почти в упор, перескочили его с неудержимой стремительностью.
Гуакурские воины поднялись на стременах с ужасным ревом, и резня — потому что это была не битва — началась с невероятной яростью.
В первом ряду, около Тару-Ниома, находился Малько Диас.
Глаза метиса метали искры, он бросался с необычайным бешенством в самые густые места схватки и делал неслыханные усилия, чтобы приблизиться к донне Лауре, около которой собрались бразильцы, побуждаемые более инстинктивным, чем сознательным желанием спасти ее.
Молодая девушка с жаром молилась на коленях, сложив руки и обратя глаза к небу.
Несчастная Феба, пронзенная стрелой, билась у ее ног в предсмертных судорогах.
В этом зрелище было в то же время нечто величественное: немногим более двадцати человек, прижавшись друг к другу, отчаянно и молча давали отпор многочисленному неприятелю, простившись уже с жизнью, но решившись биться до последней капли крови.
Диего и маркиз делали чудеса храбрости: индеец презирал смерть; белый был бешен от отчаяния.
— Гм! Ваше превосходительство, — сказал капитан насмешливо, — начинаете ли вы убеждаться в том, что мы останемся здесь?
Между тем ряды бразильцев мало-помалу редели, но солдаты не падали, не отомстив; гуакуры, встреченные пулями, тоже потеряли очень многих.
Вдруг Малько Диас бросился вперед, опрокинул маркиза, ударив в грудь его лошади, и, схватив донну Лауру за волосы, приподнял ее, перекинул на шею своего коня и понесся через равнину.
Молодая девушка закричала и потеряла сознание.
Диего услыхал этот крик, перепрыгнул через маркиза, который лежал без чувств, и, опрокидывая все на своей дороге, пустился в погоню за метисом.
Но что мог сделать пеший против всадника, который скакал во всю прыть?
Метис остановился, глаз его блеснул, он прицелился.
Диего предупредил его.
— Это последний заряд, — прошептал он, — он выпущен за нее.
И он спустил курок.
Малько Диас вдруг покачнулся, руки его судорожно вытянулись, и он покатился на землю, увлекая за собой молодую девушку.
Он был мертв.
Диего бросился к нему, но вдруг отскочил в сторону и, схватив ружье за дуло, приподнял его над головой: на него ехал индеец. Диего, переменив мгновенно место, прыгнул, как ягуар, сжал в своих мускулистых руках индейца, который не удержался, повалил его и сразу вскочил на лошадь. Совершив этот подвиг, он полетел на помощь к молодой девушке.
Едва успел он приподнять ее, чтобы положить на лошадь, которую он так искусно приобрел, как был уже окружен гуакурскими воинами.
Печально взглянув на молодую девушку, он опустил ее на землю и, выхватив из-за пояса свои пистолеты, единственное оружие, которое оставалось у него, прошептал:
— Бедное дитя! Я сделал, что мог; судьба была против меня!
Он равнодушно поднял курки на пистолетах.
— Прежде чем я умру, я убью двоих, — сказал он.
Вдруг воины расступились. Показался Тару-Ниом.
— Никто не смеет тронуть этого человека и этой женщины, — сказал он, — они принадлежат мне.
— Ну, отложим выстрелы на другой раз, — сказал капитао, затыкая опять свои пистолеты за пояс.
— Ты храбр, я люблю тебя, — продолжал Тару-Ниом. — Возьми это gni-maak (перо), оно послужит тебе охранительной грамотой. Останься здесь, покуда я не возвращусь, и охраняй etlatoum (женщину), которую ты так хорошо защищал.
Диего взял перо и печально уселся около донны Лауры.
Час спустя капитао и молодая девушка ехали с гуакурскими воинами, которые возвращались в свое селение.
Молодая девушка еще не очнулась и не знала подробностей нового несчастья, постигшего ее.
Диего вез ее на шее своего коня и осторожно поддерживал ее голову; честный капитан, казалось, совершенно успокоился и дружественно разговаривал с Тару-Ниомом, который ему оказывал много внимания.
Битва кончилась, как надо было ожидать, т. е. смертью всех бразильцев.
Один Диего и донна Лаура остались живы по непонятному чуду, которое заставило сжалиться грубое сердце гуакурского вождя.
О маркизе Кастельмельор никто ничего не знал; несмотря на старательные поиски, невозможно было найти его тело.
Умер ли он? Был ли он жив, успел ли, против всякого вероятия, убежать?
Судьба его оставалась покрыта непроницаемой тайной.
Скоро индейцы исчезли; равнина, где происходила эта ужасная драма, сделалась опять пустынна, и коршуны, наткнувшись на трупы, начали ужасный пир человеческим мясом.