— Фу.
Чыф смеётся, как-то даже почти лает с подвываниями.
— Скоро будет новый день, Чыф.
— Скорее бы всё это кончилось.
— Всё только начинается.
Камера в затемнение. Тишина
Выпуск 8. Ломка
Камера на Чыфе.
Качающийся вагон электрички.
У меня ломка.
Лёгкая. Пиик!
Я как в кислотном бэде.
Только глюков пока нет.
Ну просто стрёмно.
Напряга.
Не знаю, как доеду.
Вокруг какая-то хрень творится.
Люди какие-то странные.
(Я странный?)
— Продолжай, Чыф.
Я пытаюсь писать, отвлечься.
Я не был дома: я сегодня впервые не принял таблетку.
Хотя эти обезболивающие ни хрена не помогают.
Меня кроет.
Словно всё сжимается физиогномически.
— Да, Чыф, я слушаю.
Я клянусь: где-то звонит телефон! Старый, дисковый, таких уже нет —
Дззыннь! Дззззззззыннь! Дзз…
Металлически звонит колоколом-кузнечиком из прошлого.
Чёрт, я клянусь: я слышу, как звенит телефон! Старый дисковый эбонитовый телефон. Но этот вопрос определяющий: откуда он здесь, в электричке?
— Продолжай.
В определённый момент у всех начинают звонить мобильные телефоны. Сраная какофония.
— Я слушаю, Чыф.
Реальность бесконтрольна — теперь это очевидно. Но является ли это доказательством или опровержением существования бога?
— Да, Чыф?
Какого хрена этот урод стоит рядом?
Я могу воткнуть ручку ему в бедро. Или нет: в основание коленной чашечки будет даже лучше.
Интересно, а он слышит, что я о нём тут говорю? Я буду называть его «джинсовый хер». Потому что я убеждён, что сквозь его джинсы, которые прижимаются ко мне, я близко-близко чувствую его пенис, и его массивный член явно джинсовой природы. Он угрожает мне.
— Продолжай.
В 17:46. Она едет домой электричкой в 17:46. Второй вагон с конца — тот, что предпоследний и не воняет мочой.
— Кто, «она», Чыф?
Тут едет она. Девушка.
Ни разу не ехал с ней по дороге домой.
В принципе я могу проследить и узнать, где она живет.
Кажется, она в моей власти.
Я чувствую, что мои веки холодные, когда их закрываю: это забавно, потому что нечто подобное я чувствую впервые.
Нет, у неё самодовольное еПиик! о. Уже сейчас хочется послать ей сигнал: «Иди на Пиик! или будь проще!»
— Чыф, ты ещё тут?
Да ну в задницу, амфетаминовые отходняки — и то были приятнее!
Такое чувство, что я сейчас где-то проснусь.
Как же Пиик! вокруг доПиик! я еПиик! их звонков, сраные телефоны!
А ещё SMS-ки. Вот что раздражает столь же сильно, даже рядом жмущийся Джинсовый Хер с этим не сравнится.
В сущности ты вряд ли знаешь Джинсового Хера.
Он стоял рядом, прижимался ко мне, а я чувствовал оральную угрозу вторжения и его джинсовую природу, наряду с тем, что он наверняка был кукожист, потен и мясист.
Настоящего имени этого парня я не знаю, но он реально заслуживал того, чтобы я воткнул ему ручку в бедро.
— Девушка всё ещё там, Чыф?
Твою мать, эта сраная черноволосая шалава — почему она мне когда-то нравилась по утрам, когда я видел её по дороге на работу? Ну очевидно же, что во всём виновато утро, ведь сейчас, вечером, мне вполне понятно, что такая мразь не заслуживает моих симпатий.
Что она вообще о себе думает, а?!
Не-ет, я определённо рад, что я не буду знаком с этой девочкой.
Пошла она на хрен, то есть.
— Как ты, Чыф?
Да, я готов интеллектуально принять тот факт, что сейчас мне тяжело от всего, но зачем всё это?
Пиик!, только не это —
Это входящее в вагон — «Здравствуйте, уважаемые пассажиры, извините, что обращаюсь к вам…» —
Он втюхивает книги якобы за бесценок. КНИГИ — ну надо же! Да ведь всем в вагоне насрать! Он должен быть несчастен говорить здесь об этом — о книжках и детских Пиик! раскрасках.
— Что ты думаешь, Чыф?
Где любовь, где равенство, где дорога?
Рассуждая вслух о чужой совести, она прежде всего рассуждала об упущенной личной выгоде. Так всегда.
— Это интересно, Чыф.
Момент смерти — это мгновение за секунду до того, как ты не успеешь понять, что всё уже закончилось. То есть, непосредственно Я не почувствует никакой смерти. Не успеет. Значит, её нет.
— Ты тут, Чыф?
И я решил познакомиться с черноволосой:
— Как вы относитесь к сексу по глупости?
— М-м, хуже, чем к сексу по уму. Но лучше, чем к сексу по расчёту.
— Меня зовут Чыф.
ШТО?!
Мы пожали друг другу руки. Я прикоснулся к ней.
— Фефия.
Ещё одно странное имя моей жизни.