«Я был сильно пьян?»
«Пьян — не то слово. Ты был невменяем, дорогой. Неужели победа „Челси“ действует на тебя столь разрушительно?»
«А они что — выиграли?»
«Ты даже и этого не помнишь? Два гола Лэмпарда на последних минутах? Э?.. Ну знаешь… тогда не удивительно, что ты забыл, как меня зовут.»
Брандт покрутил головой.
«Ты, наверное, мне не поверишь, но я никогда не напиваюсь, особенно в пабах. Ума не приложу, что там произошло… Значит, ты ко мне подошла. И что дальше?»
«Дальше ты схватил меня за задницу без лишних разговоров. Скорее всего, ты просто принял меня за проститутку.»
«О, Боже, — простонал Брандт. — Мила, ради всего святого…»
«Я с трудом убедила тебя, что трахаться прямо в пабе не стоит, — продолжала Мила, как ни в чем ни бывало. — Не потому что слишком людно — это соображение ты решительно отмел — если, конечно, слово „соображение“ было тогда к тебе применимо… а потому что барный табурет слишком высокий и позволяет от силы три позы.»
«Гм… три?»
«От силы. Короче, с этим ты согласился, но взамен потребовал немедленно отправиться ко мне. Я спросила — почему именно ко мне, и ты довольно-таки чопорно объяснил, что не водишь шлюх к себе домой.»
«О, Боже… и ты…»
«… приволокла тебя к себе. Не могла же я бросить своего нового партнера на произвол судьбы. Тем более, что в итоге партнером ты оказался весьма резвым, хотя и несколько грубоватым … в смысле… ну, ясно.»
«Нда… — Брандт подавленно потер виски. — А скажи, не видела ли ты случайно…»
«…серую папку? На стуле, под одеждой.»
Они помолчали. Потом Брандт смущенно кашлянул и сказал:
«Мила, гм… я кругом виноват, и без сомнения обязан тебе по гроб жизни, если ты, конечно, согласишься и впредь иметь дело с такой чудовищной свиньей. Я не знаю, что могу такого сделать, чтобы хоть как-то загладить…»
Мила остановила его движением руки.
«Насчет загладить, это, пожалуй, мысль. Так уж и быть, начинай гладить прямо сейчас. Только пожалуйста, Дэвид, делай это ласково и нежно. От дикого гамадрилла я уже успела устать этой ночью.»
Она встала перед ним и медленно потянула за поясок своего алого халата.
«Мила, Мила… — забормотал Брандт, зарываясь лицом в смуглое поле ее живота. — Нам же надо… в Гамбург…»
«Ничего-о-о… — протянула новая напарница, уверенно направляя его за затылок обеими руками. — Успе-е-е-ем… ага… вот так… успе… ем…»
Часть 2
Контейнеровоз был относительно небольшой — по сравнению со многими другими судами, темные громады которых высились у стенки терминала Альтенвердер. Брандт остановил машину в двадцати метрах от трапа и посмотрел на Милу.
«Прогуляемся?»
«Куда? — Мила зевнула и потянулась. — Как ты думаешь искать эти пять контейнеров? На судне их полтысячи, не меньше…»
Брандт пожал плечами:
«А ты что предлагаешь? Делать-то все равно больше нечего. Залезем, осмотримся… авось чего надыбаем.»
«Подожди… Осмотреться пока можно и так, из машины.»
Брандт вздохнул. Проклятый Мойн! Пригнать в эту дыру его, Дэвида Брандта, одного из самых квалифицированных особых агентов на службе Ее Величества! И главное — зачем? Впустую торчать на темном гамбургском причале, среди наглых портовых крыс и облезлых помойных кошек! Уму непостижимо… Он крякнул, не в силах скрыть свою досаду. Мила вкрадчивым жестом положила руку ему на бедро, пошевелила умелыми пальцами.
«Не грусти, господин шпион… Хочешь, я немного скрашу тебе тягостные минуты ожидания?»
«Прекрати, — оборвал ее Брандт. — Ты вообще в состоянии думать о чем-нибудь другом, кроме секса?.. Смотри, смотри, вроде кто-то спускается.»
И в самом деле, на судне зашевелились. Здоровый патлатый блондин в полосатом тельнике и сильно расклешенных черных брюках, дымя сигаретой, вразвалку сошел на берег и встал у трапа, широко расставив крепкие ноги. Какое-то время он курил, вглядываясь прищуренным взором в батареи контейнеров, громоздящихся на огромной площади терминала, затем повернулся и, задрав голову к борту, нетерпеливо крикнул по-русски:
«Эй, Котофеич! Ты идешь или как?»
«Иду, иду…» — отозвались сверху. Щуплый пожилой шустряк в джинсовом костюмчике и бейсбольной кепке прогрохотал вниз по ступенькам.
Брандт завел двигатель и подъехал к морякам. По-русски он говорил с мягким украинским акцентом, натренированным во время изматывающих практических занятий задолго до падения Берлинской стены, когда знание этого языка еще казалось совершенно необходимым качеством западного агента. Теперь приходилось переучиваться на арабский и, с более дальним прицелом — на французский…