Конечно, шутка! Виктор безоблачно улыбался.
Эла отпустила его, сорвала с куста ветку:
- Слушай!
Ветка стала съеживаться, исчезать. Она не горела, не тлела, как в огне, становилась невидимой. В то же время она звучала.
Исчезла. Слабый, но вполне явственный аккорд постоял в воздухе и тоже исчез.
Все это было похоже на бред.
- Дай руки! - сказала Эла.
- Нет... - Виктор перестал улыбаться. Исчезнувшая ветка воочию стояла перед глазами.
- Она не исчезла, - как всегда, угадала его мысли Эла. - Она будет жить вечно, как музыка. И ты будешь жить.
- Нет, - повторил Виктор, - лучше ты улетишь со мной.
Эла засмеялась:
- Люби меня!
Объятия ее становились все горячее, жаднее... Наконец Виктор наметил дату отлета - через месяц.
- Повремени, - попросила Эла.
Виктор прибавил неделю.
- Еще...
- Эла!
- Мне нужно.
- Для чего?
- Все равно не поймешь.
Они лежали под звездами. Где-то далеко слышалось пение. Голос, сильный и звучный, один выводил странную и сложную мелодию. Она то поднималась, то опускалась до нижней октавы, переходила в шепот, и нельзя было понять, радостная эта песня или печальная, потому что было в ней то и другое.
- Кто это поет? - спросил Виктор.
- У нее Ночь Посвящения... - ответила Эла.
- Ты уже говорила эти слова, - напомнил Виктор.
- У каждого своя Ночь Посвящения.
- Ты отвечаешь загадками, Эла.
Девушка вздохнула в ответ.
- Печалишься? - спросил Виктор.
Эле стало заметно хуже. Выпятились лопатки, ключицы под платьем, впали и побледнели щеки. Только голос стал звонче, сильнее да удивительные глаза ярче.
- Так надо... - успокаивала она Виктора.
А тот готовил корабль в путь. Проверил моторы, горючее, ввел авиэт в отсек.
В минуту ласк увлекал Элу рассказами о Земле.
О цветах. Больше всего Эле хотелось потрогать цветы - на Иллире не было цветущих растений.
- Все цветы Земли я подарю тебе, - пообещал Виктор.
Четыре дня осталось до отбытия корабля. Теперь они ходили пешком. Через ручьи, овраги Виктор переносил ее на руках: Эла была как перышко.
Все чаще она вызывала родителей - фагот и скрипка тревожно пели возле нее.
- Плохие вести? - спрашивал Виктор.
- Нет, - уверяла Эла.
- Нам будет легче, когда улетим, - говорил он. Однажды они ушли далеко. Ночь застала их на половине пути к кораблю. Они едва добрались до города.
- Сядем. - Эла опустилась на траву на круглой площади.
- Но уже недалеко, - возражал Виктор.
- Останемся, - попросила Эла. - Я хочу.
Виктор сел рядом. Ночь была тихая, душная. В башнях, в минаретах не слышалось музыки. "Как перед грозой", - подумал Виктор.
- Положи мне голову на колени, - сказала Эла. Виктор склонился к ней.
- Ляг, - сказала она, - закрой глаза.
Она перебирала его волосы, гладила по лицу:
- Усни...
Ее руки были как у ребенка, ее ласка как успокаивающая ласка матери.
- Спи.
Прикосновение рук убаюкивало. Виктор впал в забытье.
Вдруг он услышал пение. Оно было близко-близко и далеко - как бывает во сне, было рядом и в нем самом.
Усни, любимый...
По тембру Виктор узнал, что поет Эла. Удивился, хотел подняться. Но теплота в теле, истома не дали ему пробуждения.
Усни, любимый...
Мы улетим с тобой к звездам.
Будем жить, создавать музыку,
И лучи звезд будут нам струнами.
Сквозь сон Виктор чувствовал, как что-то меняется близ него, исчезает; голова его клонится ниже, коснулась травы.
Но голос Элы звучал:
Усни.
Я твоя любовь, твоя песня.
Нет Ничего лучше, как быть вдвоем:
Пусть сплетаются руки, сливаются губы,
Мы вместе, мы любовь.
Мы полет.
Мы вечность.
В то же время Виктор чувствовал, как от него уходит тепло, а вокруг образуется пустота.
Спи, любимый.
Мы улетим с тобой к звездам...
Очнулся он внезапно. От тишины. Он лежал на траве. Элы рядом не было.
- Эла! - позвал он.
Никто не откликнулся.
- Эла!.. - Виктор вскочил на ноги. - Эла!
Тишина. Вдали шла гроза, но так далеко, что грома не было слышно. Сверкали зарницы.
- Эла!..
Площадь была пуста. Темные здания молчали.
- Где ты, Эла?
Молчание.
- Эла-а!..
Виктор метнулся в одну сторону, в другую, обежал площадь по кругу. Нигде никого.
- Эла, откликнись! - кричал он.
Побежал вдоль по улице. Вернулся на площадь.
- Эла! - забарабанил руками в стену ближайшего дома. Упругая стена не ответила.
Виктор бросался от одного здания к другому, стучал, умолял:
- Верните!
Опять побежал по улице.
- Верните!..
Было тихо и глухо. Начинался рассвет.
На площади, там, где они сидели с Элой в начале ночи, Виктор нашел травяные сандалии и понял все.
Это была Ночь Посвящения. Девушка превратилась в песню:
Будем жить, создавать музыку,
И лучи звезд будут нам струнами...
Разве могло быть по-другому в этом странном и чужом мире? Эла - она была кокон, как эти непонятные башни. Теперь она стала собой - песней. Разве могло быть иначе?
Разум, однако, не хотел мириться с этой простой очевидной истиной. Виктор все еще звал:
- Эла...
Сандалии он не взял. Зачем? Еще раз обошел площадь, прошел по улице. Остановился в конце. Попрощался с городом.
Поднялся на холмы и еще раз оглянулся на город.
Непростой город, в нем жила музыка.
Поднялся на корабль, задраил за собой дверь. Поставил ракету на вертикаль. Положил руки на рычаги управления.
- Я твоя любовь, твоя песня... - услышал он.
- Ты здесь? - спросил он, задерживая руки на рычагах.
- Здесь. И останусь здесь.
- Эла...
- Да, любимый. Иначе нельзя.
Второй раз в это утро Виктор понял: иначе нельзя.
- Прощай, - сказал он.
- Прощай, - ответила Песня.
- Сколько ты будешь со мной? - спросил Виктор.
- Всегда. Я песня, я музыка твоей души, ты унесешь меня с собой.
Виктор запустил моторы и еще раз сказал:
- Летим.
- Мы любовь. Мы полет - вечность...
Корабль оторвался от почвы и пошел ввысь.