Выбрать главу
И действительно, такого рода рассказы со стороны гэкачепистов потом последовали. Болдин, например, утверждал, что в конце их с Горбачевым разговора из уст президента вылетела не матерщина, а напутствие – правда, не очень вежливое, но тем не менее: «Черт с вами, действуйте».
Я-то думаю, если Горбачев действительно сказал что-то похожее, это выглядело несколько по-иному, примерно так: «Черт с вами! Делайте что хотите! Я считаю это безрассудством и в этом не участвую!»
Вот уж после этого не грех было и одарить друг друга прохладным рукопожатием.
«Банда четырех» возвращается в Москву
Какую бы версию окончания разговора ни принять, – горбачевскую или болдинскую, – нельзя сказать, что у «банды четырех», когда они покинули Форос, были большие основания для радости. Когда ехали к президенту, возможно, все-таки питали какую-то надежду склонить его на свою сторону. Но вот ситуация окончательно прояснилась: Горбачев отказался их поддерживать, вводить чрезвычайное положение и теперь вся ответственность за дальнейшее ложится на их плечи. Из книги Степанкова и Лисова «Кремлевский заговор»:

«Бакланов, Болдин, Шенин возвращались с «Зари» на той же самой машине. Водитель 9-го отдела КГБ Юрий Аркуша отметил, что настроение пассажиров резко изменилось. К Горбачеву ехали, о погоде рассуждали, обратно едут злые, раздраженные, перебрасываются короткими фразами.

Плеханов – он ехал в головной машине – по радиотелефону продолжал операцию по изоляции президента (надо полагать, после того, как Горбачев выставил его за дверь, он это делал с особым мстительным чувством. – О.М.)…

В 19-30 «Ту-154», принадлежащий министру обороны СССР, взял курс на Москву…

Когда самолет взлетел, Плеханов связался с Крючковым и сообщил ему, что Горбачев отказался ввести ЧП.

Стол (в самолете – О.М.) накрыли на скорую руку: овощи, сало, большая бутылка виски. К концу полета в ней не осталось ни капли…».

(В скобках замечу – это сочетание сала и виски вызвало кое-что в памяти. На рубеже сороковых и пятидесятых прошлого века, когда великий вождь затеял борьбу с космополитизмом, среди самых активных борцов с этой крамолой оказался и наш знаменитый гимнописец, ну прямо прыгал и скакал впереди паровоза. Как-то он решил пригрозить пальчиком отдельным несознательным советским гражданам, написал такой стишок:
Я знаю, есть еще семейки,
Где наше хают и бранят,
Где с умилением глядят
На заграничные наклейки,
А сало… русское едят.
И вот, как видим, много лет спустя команда заговорщиков, людей, в общем-то близких по духу знаменитому гимнописцу, возвращаясь после невыполненного боевого задания, употребляет это самое сало и «с умилением» поглядывает на бутылку с заграничной наклейкой Whisky. Не пошло, значит, впрок нравоучение знаменитого стихоплета).
Вернемся, однако, к основным событиям августа. После неудачного визита к президенту оставшийся на земле Валентин Варенников проводил совещание с командующими округами… Он сообщил прилетевшим в Крым по распоряжению министра обороны СССР генералам, что в стране вводится режим чрезвычайного положения и что «в связи с ухудшением состояния здоровья» Горбачева обязанности президента переходят к Геннадию Янаеву.
– Говоря о состоянии здоровья Горбачева, – вспоминает маршал артиллерии Владимир Михалкин, – Варенников употреблял выражения: «очень болен» и «что-то там у него не в порядке внутри»…(А ведь этот генерал-каратель, генерал-«ястреб» только что разговаривал с Горбачевым и прекрасно видел, что тот абсолютно здоров. И, – не стесняясь, врет своим коллегам-генералам. Вот оно пресловутое «Честь имею!» – О.М.)
В это время в Москве, за тысячу километров от затерявшегося в крымских горах военного аэродрома «Бельбек», Геннадий Янаев оторвался от застолья в кругу своих друзей, чтобы отправиться на экстренное совещание в Кремле…
В 21-35 самолет министра обороны приземлился на военном аэродроме «Чкаловский» под Москвой.
– После посадки, – свидетельствует командир корабля Павел Бабенко, – к нам, в кабину пилотов, зашел Плеханов и потребовал предоставить список пилотов для их поощрения за образцовое выполнение задания. Он был пьян…