Выбрать главу

Мой комментарий. Смущение Грачева можно понять. Как мы видели, «молодой… довольно дерзкий и самостоятельный, открытый» генерал Грачев принимал активное участие в подготовке путча. И в тот момент, когда ему позвонил Ельцин, он был «при деле» – руководил переброской к Москве подчиненных ему дивизий ВДВ, направлял их действия, выполнял все приказы ГКЧП.

Да и ответ его Ельцину – двусмысленный: ему, офицеру, невозможно нарушить приказ. Чей приказ? Ельцина, в верности которому он вроде бы в июле дал обещание? Или главарям ГКЧП, приказы которых, как уже сказано, он реально выполнял в тот момент?

И все же после разговора с главным десантником Ельцин почему-то решил, что «Грачев наш». Как раз в тот момент он еще был «не наш». Правда, потом, осознав, что у гэкачепистов ничего не получается, что дело их движется к провалу, Грачев действительно, как и многие другие военные, стал «нашим».

Ельцин решает ехать в Москву

 Ельцин: 

«…На часах почти девять утра, телефон работает, вокруг дачи никаких заметных перемещений (ну да, «Альфа» умеет маскироваться, никак не выдает свое присутствие. – О.М.) Пора. И я поехал в Белый дом.

Нас могли при выезде расстрелять из засады, могли взять на шоссе, могли забросать гранатами или раздавить бронетранспортером на пути нашего следования. Но просто сидеть на даче было безумием. И если исходить из абстрактной логики безопасности, наше решение тоже было нелепым. Конечно, нас «вела» машина прикрытия, но к настоящей безопасности это никакого отношения не имело».

Борис Николаевич тут довольно точно описывает опасности, которым он ВПОЛНЕ РЕАЛЬНО подвергался. Командир Группы «Альфа» покойный ныне генерал-майор Карпухин говорил в одном из интервью, что его натренированным «ребятам» ничего не стоило арестовать Ельцина и на самой даче, и по дороге в Москву – «притормозить» машину Ельцина где-нибудь под мостом, быстро пересадить в другую машину, так что никто ничего и не заметил бы. Собственно говоря, у Карпухина, по его словам, был приказ Крючкова арестовать Ельцина, но он его не выполнил. В дальнейшем вообще многие военные, так или иначе привлеченные к реализации военного переворота, утверждали, что они саботировали приказы путчистов.

На самом деле, как установило следствие, операцию по задержанию Ельцина отменил сам Крючков. Из книги Степанкова и Лисова «Кремлевский заговор»:

«…Начальник Группы «Альфа» (изготовившейся, напомню, для задержания российского президента в Архангельском. – О.М.) Виктор Карпухин доложил: «Архангельское забито отдыхающими. Светло, как днем. Наблюдается напряженное движение автотранспорта. Охрана дачи усилена. Активные действия нежелательны…»

Тут-то Крючков и скомандовал «Альфе»: «Отбой!»

Было это около пяти утра.

Итак, провалилась уже вторая попытка гэкачепистов арестовать Ельцина. Хотя Горбачеву, мы помним, они уже 18 августа сообщили, что Ельцин арестован, или будет вскоре арестован «в пути», то есть в пути из Казахстана, но вот в последний момент опять передумали. Струсили.

Они вообще оказались трусами, прав был Горбачев. Трясущиеся руки Янаева на знаменитой пресс-конференции – олицетворение этой трусости. Точнее, их храбрости хватило лишь на то, чтобы заварить кашу (тут Горбачев малость промахнулся в своих расчетах), а вот чтобы завершить дело, на это у них отваги уже недостало.

Окажись в их рядах хотя бы один решительный человек, может быть, даже и не в очень высоких чинах, какой-нибудь современный лейтенант Бонапарт, все могло бы обернуться по-другому.

Впрочем «Бонапарты» среди них были – взять хотя бы тандем из двух генералов-карателей, двух генералов-«ястребов», двух заместителей Язова – Варенникова и Ачалова. Эти рвались в бой, невзирая ни на какие преграды.

Ельцин сочувствует Горбачеву

Хотя утром 19 августа Ельцин оказался в тяжелейшем положении, на грани жизни и смерти, он вполне сознавал, что в не менее трагической ситуации пребывает и Горбачев. В своей книге «Записки президента» он описывает эту ситуацию так, как будто находится с ним рядом:

«В эти ночные часы Горбачёв лихорадочно пытался обдумать произошедшие перемены. Находиться под домашним арестом, фактически в четырех стенах, не зная, что произойдёт буквально в следующую минуту, было, конечно, очень тяжело. Просто невыносимо.
Чуть позже он решит записать на любительскую видеокамеру короткое заявление с выражением своей позиции по отношению к путчу. Видеокамеру Горбачёву оставили, как и коротковолновый радиоприёмник. Вероятно, в тот момент, когда я подъезжал к Архангельскому (по прилете из Алма-Аты. – О.М.), Горбачёв отчаянно крутил ручки приёмника, перескакивая с волны на волну, пытаясь что-то поймать, хоть какие-то новости. Но новостей о путче не было. Пока. А Горбачёву необходимо было срочно сопоставить то, что ему сказали путчисты, с официальной информацией. Но будет ли она? Может быть, это вообще какая-то провокация? Самое страшное – это то, что произошла полная консолидация армии, КГБ, милиции. Издавна эти силы являлись самыми грозными, самыми влиятельными в СССР. Над ними всегда был только один контролёр – коммунистическая партия. Сейчас она уже не контролировала ситуацию, она просто участвовала в путче.