«Годами плохо поступали налоги. Сокращать расходы боялись, и дефицит покрывали займами, преимущественно на внутреннем финансовом рынке. И до того дозанимались, что отдавать старые долги стало нечем.
Сказалось слишком большое присутствие иностранцев. Если в 1996 году их доля на рынке ГКО — ОФЗ составляла 16 процентов, то к началу 1998 года она поднялась до 28 процентов. А значит, усилилась зависимость от мировой финансовой системы. И как только обрушились азиатские финансовые рынки, инвесторы начали выводить капиталы отовсюду, где маячила угроза дефолта, в том числе из России».
…Итак, что же такое эти самые ГКО — ОФЗ (Государственные казначейские облигации — обязательства федерального займа), из-за которых произошел дефолт 1998 года?
Идея о вливании в государственный бюджет средств частных инвесторов, в том числе иностранных, — далеко не нова и не является изобретением российского правительства. Более того, так поступают финансовые системы практически всех стран с сильной экономикой, где используются любые способы привлечения инвестиций. Внутренний долг США (самим себе, грубо говоря, и своим собственным инвесторам) составляет астрономические суммы.
В нашей стране со слабой, не устоявшейся экономикой внутренний долг был единственным средством справиться с дефицитным бюджетом. Государство должно было тратить слишком много (на социальные программы, жилищно-коммунальный сектор, на оборону и т. д.), а получало очень мало. Страна, не привыкшая и потому не желавшая платить налоги, половина экономики которой находилась в «тени» и из которой выводились деньги в более привлекательные экономические регионы, — поневоле уперлась в необходимость внутреннего долга.
План наполнения бюджета за счет «внутреннего долга» был в целом неплох, он составлялся в расчете на то, что иностранные инвесторы начнут покупать акции российских компаний, войдут в наш рынок ценных бумаг, в расчете, наконец, на то, что инвестиции будут постоянно увеличиваться за счет других источников — продажи земли, крупных государственных компаний, наконец, за счет роста самой экономики. Но, увы, поначалу кроме игры на «коротких» ценных бумагах (проценты по которым погашались через три-четыре месяца, через полгода) — никакого другого инвестиционного вливания в Россию не было. И все это на фоне катастрофически низкой цены на нефть — 13 долларов за баррель.
Проценты краткосрочных государственных бумаг все время росли, в соответствии с ситуацией на рынке. К концу 1997-го — началу 1998 года эти проценты, наконец, превысили разумную планку, поскольку иностранцы, коих на рынке было, как верно пишет Лившиц, уже почти 30 процентов, начали «скидывать» свои ГКО, срочно требовать погашения долга.
«Но главным источником недоверия инвесторов было низкое качество бюджета на 1998 год, — пишет Лившиц. — Проект еще находился в Госдуме, но специалисты уже видели, что бюджет опять получился нереальным. Дело даже не в налоговых доходах, собрать которые было невозможно («невозможно», как данность, как абсолютный закон функционирования российской экономики. — Б. М.). В бюджет заложили среднюю доходность на рынке ГКО — ОФЗ в размере 15–18 процентов. Рынок с запасом одолел эту планку уже в декабре 1997 года. А ведь впереди еще целый год, притом нелегкий».
И последняя точка в анализе:
«Полетели планы по приватизации. Рассчитывать на иностранцев, готовых что-то купить в России, уже не приходилось, а значит, бюджет лишился запланированных доходов в объеме 5 триллионов “старых” рублей».
Знал ли президент Ельцин об этой ситуации, представлял ли себе общую картину? Безусловно.
Вот что пишет в своей книге журналист Леонид Млечин:
«Кириенко рассказывал мне, что 23 марта, в день назначения, разговор у них с Ельциным был такой:
— Вы понимаете, что происходит в стране? — спросил его президент.
— Понимаю, — ответил Кириенко. — Вкатываемся в долговой кризис. Если не принять срочные меры, последствия будут самые печальные.
— Вы считаете, что выйти из кризиса можно?
— Можно. Но для этого придется пойти на самые жесткие действия.
— Беритесь и делайте, Сергей Владиленович.
Кириенко счел нужным оговорить только одно условие:
— Борис Николаевич, я политикой не занимаюсь и заниматься ею желания не испытываю.
Ельцин одобрительно кивнул:
— Правильно, и не надо! Главная ошибка прежнего правительства — оно слишком лезло в политику. А дело правительства — это хозяйство, экономика. Займитесь экономической программой, а политику оставьте мне…»