Он был последовательным в своих принципах.
Вайфу — это то, что исходило из раненной души фаната, а не просто красивая обёртка, пусть она будет хоть воплощением красоты.
Голова неподвижной Богини неожиданно дёрнулась. Она резко пробудилась, подняв взгляд светящихся золотом глаз на Погасшего. Два света, золотой и солнечный, встретились.
И если взгляд Константина был спокойный, то Богиня…
Целый ворох эмоций. Усталость, страх подступающей гибели, непередаваемая боль и…
Неожиданное холодное спокойствие, подавившее все остальные чувства.
Это была уже не Марика.
Дуга, сдерживающая Богиню, треснула. Тело упало, но лишь для того, чтобы подняться и потянуться к словно заготовленному на подобный случай молоту. Женская фигура Богини начала стремительно преображаться в мужскую, словно из глины вылепливали что-то иное, золотистые волосы окрасились в красный.
Не прошло и десяти секунд, как перед Константином оказалось существо, не вызывающее у мужчины ни намёка на положительные эмоции. Радагон.
Безусловно, один из самых светлых умов Междуземья, половина от королевы и Богини, возжелавшая превзойти основу. Старания Радагона, его талант и целеустремлённость, могли вызывать уважение, но было нечто, что полностью перечёркивало любые его достижения — предательство.
Он предал свою женщину и детей. Свою вайфу. Легко, буднично, Погасший догадывался, что это был лишь один из многочисленных планов двух половин, без боя подавивших одного из самых опасных и влиятельных противников.
Это полностью противоречило взглядам Константина, а потому…
Исход мог быть только один.
Взрыв!
Перекат!
Удар!
Миг. Всего миг потребовался, чтобы Радагон, плавно замахнувшись молотом, едва не размазал Константина по земле. Удар, несущий в себе силу высшего порядка, настоящего Бога, мог мало чем отличаться от удара обычного воина, но…
Константин чувствовал, что ему лучше было не попадаться под удары.
Кажется, то же самое почувствовал и его противник, сдвинув корпус так, что меч Погасшего так и не добрался до своей цели.
На миг наступила тишина, короткая передышка, после которой…
Удар!
Удар!
Удар!
Дзынь!
Дзынь!
Дзынь!
Радагон словно пытался забить молотом гвоздь, размахивая им с такой прытью, что Погасшему пришлось полностью сконцентрироваться на парированиях, не давая себе допустить ни единой ошибки.
В движениях красноволосого воина и чародея не было ярости. Лишь чёткий, холодный расчёт, столь сильно похожий на то, как сражался сам Константин. Он не переживал в бою, не пытался подавить противников своей яростью или жестокостью.
И, казалось, и сам Радагон чувствовал нечто похожее в Погасшем, относясь к непонятному существу как никогда серьёзно, используя всю доступную силу, которую мог выдать пусть раненый, подавляющий половину себя, но Бог. Бог, посвятивший практически всё своё существование совершенствованию и росту силы, любыми возможными методами.
Правда, было между ними и явное отличие: Радагон не воспринимал битву как нечто особенное. Для него это было лишь средством выживания, необходимостью.
Константин же получал от сражения удовольствие.
Тень Погибели очень приятно удивила его, бой против Радана и Микеллы — тоже. Но это всё было не тем. Нет, не так. Не совсем тем.
Сейчас. Именно сейчас мужчина чувствовал… правильность. Их сражение не меняло ландшафт, им никто не мешал, поле битвы ограничивалось пусть и огромным, но всё ещё конечным Древом. Противник не пытался убежать, не отвлекался на разговоры, сохранял спокойствие и последовательность.
Несмотря на все поглощённые руны и силу Солнца, игнорировать силу Бога было просто невозможно. Костя чувствовал её в каждом ударе, в каждом мельчайшем движении, не говоря уже про мастерство, сравнимое, если не превосходящее мастерство Малении.
Пожалуй, эту битву можно было назвать одной из самых запоминающихся из всех.
Радагон неожиданно подпрыгнул, создав в руке золотистое копьё, направив его в Константина. Тот, подскочив, перехватил молнию, вернув её отправителю, но…
Лишь для того, чтобы красноволосый воин и чародей вновь поймал брошенную в него молнию, кинув её обратно в Константина.
И не стоило уточнять, что Константин был только рад этому.
На ещё одно возвращение молнии Радагон только и успел, что взмахнуть молотом.
Взрыв!
Вновь наступила тишина, битва остановилась, будто между двумя мужчинами проходил сквозь битву разговор. Нет, не разговор. Намерения.