Она думает, так мне нужен был этот треклятый второй шанс? Чужой мир. Чужие люди. Чужая судьба. Она думает, просто было собрать свою израненную, истерзанную муками душу воедино? Да я готова была снова уйти за грань, лишь бы почувствовать покой, темноту, пустоту. Забыть, что значит чувствовать. Забыть, что значит чувствовать боль! Телесную. Душевную.
От греха меня спасла Бабушка своими душещипательными беседами, на тему моей безголовости. Это дало мне время. Время и притупило воспоминания и скорбь по родным. А Юнона окончательно привязала к этому миру.
Это сейчас я готова рвать зубами и царапать ногтями всякого, кто покусится на мою жизнь. Это сейчас я готова из кожи вон лезть и защищать свою свободу и неприкосновенность. Потому что есть для кого. Есть за кого.
Юнона. Моя девочка. Жизнь моя.
Всех покусившихся на неё - порву! Выплыву, выживу, выползу и... уничтожу.
Но зачем это знать женщине, которая видит меня в первый и последний раз? Поэтому, просто сказала:
- Не хочу.
Целительница подарила мне долгий задумчивый взгляд, но так ничего и не ответила.
- А ваше вмешательство не спровоцирует память и я не начну вспоминать?
- Думаю нет. - После недолгой паузы ответила она. - Но не исключено, что с моей лёгкой руки после какого-нибудь потрясения твоя память начнёт возвращаться.
Свинство!
- А вы можете как-то это исправить?
- Я могу помочь вспомнить, но не наоборот.
Гадство!
Что ж. Она сказала избегать потрясения? Значит так и будем делать.
- Ну а что с моей... девственностью? Вы посмотрели?
- Всё в порядке, - улыбнулась она, поднимаясь с кушетки.
Хм. Сомневаюсь. Мне кажется, у нас разное мнение о "порядке".
- Так я... э... стала женщиной?
- Ты девушка и твоя чистота и невинность будут свадебным подарком твоему любимому. – Лучезарно «успокоила» меня Целительница.
Ну вот ещё!
- А вы можете это убрать?
- Что убрать? – Не поняла она.
- Девственность.
Какое-то время она осознавала сказанное мной, а потом удивлённо воскликнула:
- Но зачем?!
- Вы можете? – Продолжала настаивать я, не вдаваясь в объяснения. Моя невинность, что хочу с ней, то и делаю.
- Меня никогда об этом не просили. – Она растерянно развела руками.
- Вы же помогаете больным? Лечите их? Вот отнеситесь к этому, как к болезни и вылечите меня. Пожалуйста.
Вряд ли она испытывала когда-нибудь столь сильное потрясение, которого мне теперь надо избегать, но моя настойчивость её убедили и она сдалась.
- Хорошо. Раз ты просишь, я попробую. - Женщина вернулась к кушетке. - Тебе стоит прилечь.
Домой я возвращалась вполне довольная. Целительница меня "вылечила" и что главное - совершенно безболезненно. У книжника, наконец, купила долгомечтательную книгу Зелейницы формата А4 и толщиной с мою руку. У травницы приобрела пару флаконов интересного свойства. Выпиваешь один флакон на третий день "красных гостей" и целый месяц можешь спокойно встречаться с мужчиной.
Хороший был день и на впечатления и на подарки. Единственное, что омрачало его так то, что на мой вопрос про лечение немоты у сестры, Целительница ответила категорично: только в совокупности с восстановлением памяти. Она не первая, кто так говорил. С тех пор как у меня появилась возможность оплатить возможное лечение Юноны, я обошла всех Знахарок и Травниц. Но везде был такой же ответ. И сестрёнка отказывалась. Она, как и я, боялась вспоминать.
Но всё же надеялась, что однажды нам повезёт и я смогу услышать прелестный голосок моей девочки.
Глава 12 (от 23.03.17)
Полная луна безучастно взирала на заброшенное кладбище с его старыми могилами, покосившимися крестами и с трудом угадывающейся небольшой часовней, возле которой на широком плоском камне лежала совсем юная девушка.
Под холодным светом луны её длинное белое платье отливало серебром, а белокурые волосы приобретали оттенок светлого пепла. По бокам камня были вбиты четыре столба от которых тянулись верёвки, крепко обвивая голые лодыжки и запястья невинной жертвы.
Бедняжка тихонько плакала и молила о спасении. Но её мольбы и слёзы совершенно не трогали высокого мужчину, рисовавшего тёмно-кровавой краской замысловатые символы на утоптанной земле. На нём был длинный плащ и глубокий капюшон, полностью скрывающий лицо.
Чуть в стороне стоял второй мужчина в таком же одеянии. Он нервно оглядывал сумрачные окрестности, опираясь на изящную трость.