Конор отыскал себе неприметное местечко за дальним столом рядом с Неном. Тот хмурил светлые брови, молчал, изредка стукался стаканом с соседями. Идеальный собеседник.
Едва набив животы, народ пустился в пляс. Даже затаивший злобу на Сынов бард распелся, как умалишённый теребя струны лютни. Поди и думать позабыл о грехах, что вменял Логнару, то словом, то суровым взглядом. Голова-то балладами забита, места мыслям не осталось. Волколак тоже быстро сгинул в безжалостных жерновах попойки, куда его утянул полугном, у которого в принципе никогда не было паршивого настроения. Блондинка отсутствовала. За что она грызла псину, так и не выяснилось. На охоте шерстистый признался, что и сам не понимал, почему она озверела в последние недели. Сваливал всё на тревоги и страхи перед Империей, что проняло частично и Конора, хоть ему по большому счёту было начхать на это всё. Он не боялся. Грустил ли? С усмешкой на лице. С осознанием того, настолько глубокую могилу себе выкопал Тород, поднимая Недх на мятеж.
От того забавно было смотреть, как гости на свадьбе, дальние родичи ярла, сослуживцы и прочий полудохлый бомонд беснуются и заливаются вином, пока в подвалах виллы, оборудованных под лазарет, корчатся от гниющих струпьев с полсотни бойцов, заразившихся какой-то хворью. Пока Империя ждёт не дождётся их крови. Пока...
Чёрт. Это так комично и одновременно печально, что в нём вот-вот проснётся жалость. Они всё равно ничего другого не смогут поделать. Конор бы и сам на месте ярла закатывал хоть каждый день такие пирушки, за ночь растрачивая запас еды, которой бы неделю кормились все простые люди в Темпрасте.
«Осталось недолго».
Эта фраза, колючая, ледяная, набатом звучала над садом, накаляя атмосферу, выжимая чувства толпы как тряпку, и из них буквально выливалось всё потаённое и дурное. Пир только начался, а кто-то в дальних столах успел затеять мордобой. Девицы отплясывали так, что в любой момент начнут раздеваться. Стражники, призванные строго бдеть за новобрачными и гостями, дружно накатывали стакан за стаканом, даже не пытаясь прикрыться.
Свадьба ярла грозила перетечь в одну из тех вечеринок, какие затевались обычно в притонах Аякса, с оргиями и резнёй. Конор с удовольствием бы посмотрел на это, но запах чародея отчётливо ощущался поблизости, хоть сам Логнар на трапезу не явился. Наверняка самый прожжённый блюститель морали на всём Недхе намерен сдержать народ в узде, если веселье начнёт выходить за рамки.
Тород предусмотрительно свалил, а Хальдор и Эйдин остались, увлечённые болтовнёй с друг другом, не замечавшие, что творилось вокруг. Через какое-то время поднялась и полукровка, оборвав разговор со своей служанкой и выцепляя на столе кубок из бахромы блядских свадебных ленточек. Конор не допил свой и вручил его какому-то двергу, едва не врезавшемуся в него на бегу. Хлопнул по спине на прощание Нена, он прошёл в угол, чтобы оттуда проследить за командиршей.
Полукровка расцеловала Эйдин, обняла ярла и выплыла из-за стола. Конор покосился на гостей, проверяя, не провожает ли её кто взглядом.
Смотрят.
Смотрите, уроды.
Пока эта царственная и недосягаемая выходила из сада, Конор направился к другим дверям, собираясь перехватить девчонку, но подальше от чужих глаз. Ему было любопытно, куда её заведёт эта прогулка.
И его, тоже.
Запах привёл к его высокому терему, чей близнец располагался в Ноэстисе.
В этот час храм Всеотца пустовал. Жители заглядывали сюда всё реже и реже, сосредоточившись на домашних молитвах, уходе за ранеными и помощи Сынам. Сегодня и вовсе никому не пришло бы в голову тащиться сюда, поскольку ночь была относительно безветренной после вчерашнего дождя. Один приходил только в ненастную погоду, и тогда его можно было просить о воздаянии.
Конор толкнул тяжёлую дверь, заходя внутрь. Она стояла вдалеке, у алтаря. Вся в интимных отблесках свечей и кольце благовоний. Взор устремлён к окаймлённому рунами лицу идола, прямой и недвижимый, будто бог задолжал ей что-то. Зелёное платье казалось на ней сочнее весенней листвы, колеблющееся от сквозняка в храме, обтягивающее поджарое тело. Оно было ей мало в груди и руках, но...
Она нравилась Конору в этих тряпках так, что зрение просто отказывало ему, мутнея и теряя способность распознавать краски. Он в свою очередь уставился на идола, вопрошая его, зачем он попёрся за ней. У Всеотца не было ответа.