– Фирмос.
Генерал выдохнул, тяжело, заливаясь краснотой стыда до самых корней светлых волос.
– Я не хотел этого, – пробормотал он в смятении. – Клянусь богами, я не хотел. Дометриан... Archas...
– Ты сложишь оружие, отступишь от города, – оборвал Дометриан. – А потом, в Китривирии, мы решим твою дальнейшую судьбу.
– Нет.
Видимо, он и сам не понял, что произнёс, поэтому воззрился на царя со смесью страха и замешательства на лице.
– Что?
– Я не отступлю, – проговорил он, захлёбываясь сердцебиением. – Только не так, когда этот чёртов город уже в шаге от меня.
– Ты отступишь. Сейчас же.
– Я покрыл нас вечной славой! – неожиданно закричал Фанет. – Пока ты там... был. Я принёс нам победу!
Дометриан не сменил ни положения, ни взгляда и походил больше на статую, одну из тех, что илиарские умельцы возводили в Онецасе. И хоть ужас глушил Фанета пред таким обманчивым спокойствием царя, он не собирался сдаваться, вызвав у Лиама восхищение.
– Мы – чужаки в этих землях, – тем же тоном заявил Дометриан. – Мы никогда не сможем править ими. Люди будут бояться нас, а не почитать. Это тирания. Не царствование.
– Правитель и должен внушать страх народу, – возразил Фанет.
– Я внушаю страх в Китривирии? – медленно спросил царь.
«Сейчас бы внушил», – пронеслось в голове Лиама.
– Нет, – Фанет качнул головой, осмелев. – Вот поэтому ты ничего не добился. Вечно плясал вокруг кочевников, сюсюкался с Кассией и кентаврами, угробил несколько тысяч легионеров на Скалистых островах, объединившись с людьми... Илиас плачет, глядя на то, во что ты превратил нас.
– А что ты сотворил со своими подданными, Фанет? – Дометриан понизил голос. – С оголодавшими и уставшими от войны?
Фанет набрал в грудь воздуха, добирая следом и храбрости, чтобы выпалить:
– Я победил эту страну за один год. Тебе же потребовалось двадцать. А твоему отцу и деду – ещё больше.
– Ты победил только потому, что это государство было обезглавлено и разобщенно после Скалистых островов, – отозвался Дометриан. – Люди... убивали друг друга, лишившись своего князя и обретя другого вождя, куда смелее, чем Твердолик, но и безумнее. Здесь больше не осталось лутарийцев, кроме мирных. Вся армия Церкви состояла из наёмников других государств. Ты не захватил страну. Ты добил её останки. Десятки тысяч невинных жизней... Вот твои военные трофеи.
– Я устал повторять, что люди – наши враги, – сказал Фанет, вздёрнув подбородок. – Мирные они, или нет, за деяния предков должно отвечать.
– Кто тогда ответит за наши? Актеон?
– Не впутывай его сюда.
– Что с ним сделают, когда нас не станет, а княжества окрепнут?
– Поэтому я принял решение наступить им на горло и не снимать ногу. Никогда.
– Не позволю, – зарычал Дометриан, заставив Лиама за его спиной сделать непроизвольный шаг назад.
Но на Фанета это подействовало меньше, чем его предыдущий тон, полный льда, под которым бурлил гнев. Криво усмехнувшись, он вышел вперёд и огляделся.
– Кто ещё, а?! – воскликнул он. – Может, кто-то согласен с мнением вашего царя? Дерзайте. Если нашлись ранее предатели, найдутся и сейчас.
Несколько секунд легионеры переглядывались между собой, всё так же молчаливо и боязно. Но Лиам видел по их лицам, что Фанет потерял часть своего войска. Вот так просто.
«Ты ведь и правда дурак, генерал, – подумал Лиам, нахмурившись. – Нужно было убить его. Живой царь – угроза. Мёртвый же не смог бы одним лишь появлением склонить на свою сторону солдат, потому что был бы...»
Мёртв. И это не имело бы никакого значения, даже если бы вскрылась правда. Носил бы тогда корону Фанет до конца своих дней.
Но вот царь стоял перед ним, измождённый, но живой. Воплощение обмана генерала. Просто стоял, всем видом напоминая о том, что илиары забылись. Последовали не за тем. И пострадали.
Из толпы вдруг вышел одноглазый воин, Лиам признал в нём Лазара. Смерив Фанета разочарованным взглядом, илиар повернулся к царю и встал на одно колено.
– Archas, – произнёс он, глядя в землю. – Всё это время я верил, что мы следуем вашим приказам. Мы стали догадываться лишь в последнее время. После того, как конс... генерал казнил Кенсорина и пытался навредить госпоже Иундор.
Золото в глазах застыло, покрываясь изморозью.
– Что ты сделал?
Фанет проглотил слюну.
– Кенсорин предал меня, затем понёс наказание.
За переглядываниями в стане воинов последовал шёпот. Некоторые смотрели на Фанета так же, как и Лазар – недоверие и огорчение, смешанные с каплей презрения. Генерал заметил и фыркнул:
– Смотри-ка, ты всё ещё что-то значишь для них... После всего, что я для них сделал.
– Не я что-то значу. А голод.