Запомнишь же тут все её отметины...
Рука воительницы на предплечье в сотый раз подсказала ему, что он сделал верный выбор, отдавшись страсти к этой женщине, хотя на самом деле мёртвый кусок его прежнего, воскресший её стараниями, мнения Конора не спрашивал.
Как не спрашивал его и внезапный порыв разорвать это рукопожатие и сжать её в объятиях. Притянуть к себе так сильно, едва не задушить, вдохнуть в себя её запах и перестать дышать – чтобы он накапливался там, пока от напряжения не разорвутся лёгкие, пока мысль о том, что он готов последовать за ней в само пекло, не перестанет причинять боль.
«Это край, змейка. Хренов край, и мы уже не цепляемся за него. Просто летим вниз».
Полукровка обнимала его, касаясь губами уха.
– Если завтра... – шепнула она и запнулась, но голос вдруг обрёл уверенность: – Нет. Мы встретимся снова. В этой жизни или в следующей.
– Только в этой, змейка.
– И всё же... Откуда тебе знать?
Она уткнулась лицом в его шею. Он почувствовал, что она улыбалась, а потом храбро встретил новое ощущение – завораживающий покой, разливающийся по венам, согревающий.
Вслед за разумом умолкли и бесы в груди.
***
Логнар прижал ко рту озябшие ладони, согревая. Ночь была долгой. Все бутыли с зельями он раздал нуждающимся, но особо не жалел об этом, не пользуясь и Первоначалом, чтобы накопить силы перед битвой.
И чтобы острее ощутить надсадный вой, подпирающий под самое горло.
Бью Оухрот также не сводил глаз с этой пары у оврага, отстукивая сапогом со стальными в нём пластинами ритм, утопающий в сугробе.
– Такой сила сломить не хребет враг, – проговорил дверг. – Но и ход история. Необузданный. Жуткий.
– Возможно, – тихо отозвался Логнар.
– Разве Ноди не прав?
Чародей опустил взгляд на Бью. Тот, уставившись на него из-под косматых бровей, словно ожидал его разрешения, хотя он всё равно поступит так, как посчитает нужным.
Он всё решил. И как бы Логнару не хотелось ему помешать, глас рассудка перекрикивал шёпот чувств. Как всегда.
– Ты знаешь, что делать, – отвечал чародей обречённо. – Вернёмся в лагерь, пока они нас не увидели.
***
Облака таяли, рассеиваясь под лучами восходящего солнца, сначала свинцово-тяжёлые, налитые сопротивляющимся дождём, которому не суждено было пролиться на землю. В конце концов бурые тучи сгинули, рассыпавшись белыми перьями.
Лиам бы предпочёл смотреть на неспешное торжество солнечного света на небосводе, чем на то, что творилось внизу.
Не прошло и минуты, когда Фанет нанёс царю рану, резанув его остриём по плечу. Дометриан отшатнулся, но мужественно встретил следующий удар. Клинки схлестнулись с истошным звоном. Звериная усмешка исказила черты генерала. Царь опустил глаза на рукоять его клинка.
– Альписта... – выдохнул он. – Ты не достоин его!
– А кто, как не я, мой царь! – рявкнул Фанет, разрывая объятия клинков.
Царь отпрянул, сомкнув пальцы на раненом плече.
– Ты всё упорствуешь, Фанет...
– Тебе не кажется, что ты не в тех условиях, чтобы говорить мне такие вещи?
Поединок возобновился, а Лиам вновь поднял глаза к небу, не в силах видеть это. Лиакон же, стоявший рядом, смотрел, не отрываясь.
Лязг стали прекратился новым влажным звуком и стоном Дометриана. Альписта угодила своему законному хозяину в бедро, оставив глубокий порез. Царя повело в сторону, но он устоял. Движения его замедлились, однако и Фанет не спешил предпринимать что-то серьёзное, изредка атакуя так, чтобы Дометриан мог отбиться.
– Чего он задумал? – прошептал Лиакон.
– Он не может убить его. И не убьёт, – с немалым облегчением заявил Лиам, возвращая взгляд к схватке.
Лицо Фанета, может быть, и напоминало инкарнацию самого озлобленного из всех ликов дьявола, но неуверенные удары закалённого в великих сражениях воина сильно бросались в глаза. Он мог оборвать жизнь царя, но сомневался, танцуя вокруг противника пируэты, издевательские, конечно, и в то же время не заходящие слишком далеко.
Боялся прослыть цареубийцей? Или было живо чувство глубокой привязанности к тому, что воспитал его?
Скорее второе, потому что когда Дометриан упал на колени, сражённый ударом тяжёлого кулака в челюсть, Фанет остановился, сжимая-разжимая ладонь с содранными костяшками. Царь заметил его колебания. Отхаркнув кровь, он воззрился на племянника.
– Ты проиграл. Всё кончено, – бросил Фанет, силясь восстановить дыхание. – Твоё тело ослабло. Твой разум ослаб. Ты мне не соперник. Встань рядом со мной. Позволь показать тебе новую эру нашего правления.