– Что ты несёшь, придурок?! Сражайся!
– Мы проиграли, – он перевёл на брата пустой взгляд и повторил: – Это конец.
Конор отпихнул его от себя, с такой силой, что тот свалился в сугроб.
– Если и так, то хоть умри достойно, а не как поганый трус!
Тород не отреагировал. И не встал.
Просто сидел жопой в снегу, глядя на горящих живых и мёртвых. Глаза не выражали ничего. А губы дрожали, беззвучно повторяя один и тот же мотив.
Налетевших на них имперцев Конор прикончил парой ударов, раскраивая им головы топорами, жмурясь, чтобы липкая кровь не попала в глаза. Один из них свалился рядом с Тородом и дёрнулся к нему, хватая за накидку. Тот даже не пошевелился.
Конор всадил твари в спину клинок. Обернулся, уловив приближающийся к ним топот. Но это были пока Сыны, спасавшиеся бегством.
Фафнира всё ещё не видать в спрятанном бураном небе.
Конор окинул взглядом поле битвы, выглядевшее так, будто земля разверзлась и преисподняя просочилась наружу.
«Да. Это конец».
А потом погас щит.
С тем же треском, как и чародейский.
Разлетелся осколками искр, а Регин зашёл в крутое пике, возвращаясь, чтобы добить скрывшихся под куполом гадючки.
«Самое время, чтобы свалить отсюда».
Он знал, что к этому всё и придёт.
Поиграли и хватит.
Пора уходить.
Бросив последний взгляд на ушедшего глубоко в себя Торода, Конор сложил в ножны оружие и побежал к полукровке, маневрируя между имперцами и Сынами.
Омерзительно красное, грязное от метели и пламени небо изливало на землю тошнотворный свет, выхватывающий урывками детали бойни. Упыри и сехлины никого не щадили. Драугры просто жрали, а так как системы пищеварения у них не было, они просто выплёвывали куски человечины назад и продолжали дальше надкусывать дерущих горло воплями агонии солдат. Некоторые Сыны просто стояли, отупело глядя на это всё, леденея и каменея. Другие бежали. Третьи ещё что-то там пытались выдавить отважное, но рано или поздно всё равно оказывались прижаты к земле и заколоты.
Через это безумие он рвался, изредка ныряя под тела, чтобы спрятаться от огня.
Он горел заживо и помнил эту боль.
Больше не хотелось.
Найти бы только девчонку и свалить, прихлопнув по пути парочку имперцев, чем он активно и занимался.
Помогал, когда видел, как кого-то загнали в ловушку.
Милосердной рукой добивал раненых.
Карающей вонзал клинок в противников, поспевших сунуться к нему слишком близко, замедлить, отдалить от встречи с полукровкой.
У той ведь время было на исходе, он это чувствовал.
А секунды текли так медленно, пока он пробирался через ураганы стычек и трапезы упырей. Крики и лязг металла вторили его собственному отчаянному воплю, страху, что он не успеет, не дойдёт.
«Ты обещала продержаться, девочка. Так что держись. Я уже иду».
Он сбился со счёта, сколько раз поскользнулся в лужах всевозможных человеческих и упыриных выделений, сколько раз споткнулся о разбросанные повсюду тела, сколько глоток перезал его топор.
Недх умирал, а это была его предсмертная конвульсия, затянувшаяся на непозволительно долгое время. Последний вздох, последнее слово, полное боли и кошмара.
Он заберёт её отсюда. Как можно скорее.
Унесёт, врезав ей по лицу, если она не захочет. Она будет сопротивляться, конечно. Она возненавидит его за это.
Но выживет.
Струя пламени врезалась в столпотворение Сынов и имперцев прямо перед его глазами, зацепив и его. Конор заслонился ладонью, ощутив укус ожога в предплечье. Пошёл дальше, едва успевая отклоняться от мечущихся факелов, в которые обратились задетые огнём несчастные.
Ряды сражающихся и умирающих расступились, показав ему полукровку. С ней был Снор.
– Защищайте командира!
Но имперцев слишком много.
Их так много, что девчонка просто не успевает восстановить грёбаный щит. Ей не дают. Сыны укладываются замертво у её ног, исполняя приказ. Скоро рядом падает и Снор. Где-то позади хохочет Хруго, получив рубящий удар меча в плечо. Посылает имперца, захлёбываясь кровью. Клинок летит ему в лицо и попадает в глаз. Мгновенная смерть.
Полукровка всё ещё сражается. Даже когда вокруг неё никого не остаётся. Все защитники лежат вокруг, преданные до самого конца.
А она дерётся, окружённая со всех сторон. Так, как на Арене.
Нет, лучше.
Так, будто её уже ведёт ни месть, ни отчаяние, а что-то другое... То, чего Конор так и не осознал.
Возможно, поэтому он и сунулся за ней в ад.
За это что-то, известное ей, но ненавистное и одновременно восхищавшее его.
Она устаёт быстрее, чем до него наконец доходит, ради чего они здесь.
Быстрее, чем он успевает добежать до неё.