Ни потрясения, ни скопа вопросов.
Лишь твёрдое, непоколебимое знание свершившегося исхода.
Она знала, что сделает. Знала, что справится.
Марк протянул к ней руку, а она – свою. Переплетя с ней пальцы, он почувствовал, как что-то внутри обоих погасло, но отныне это его не тревожило. Ведь она была совсем другой. Сила, что чародейка обрела, страшила и одновременно восхищала.
Они и впрямь оказались из разных миров, и эта мысль отдавала лёгкой горечью и сожалением о былом, не позволив однако ему отречься от своих чувств к чародейке.
Он переживёт это. Ведь сильнее прочего вспыхнуло желание – он захотел, чтобы она была счастлива. С ним или без него. Она была достойна того счастья, которое изберёт сама.
Крепко сжав её ладонь, Марк понял, что готов отпустить её.
***
Равнину накрыл пепел.
Он кружил, опуская хлопья на поле тысяч трупов людей и лошадей, смешиваясь с грязным снегом. Руины крепости остывали, наплывая чернотой на скалы, остужаясь относительно целыми сводами и галереями в море, что виднелось позади.
Он будто слышал, как они шли на дно, гудели и ворчали, вынужденные хоронить своё величие.
Наверное, так выглядели глубины Маллхейма, пристанища для тех, кто не нашёл себе места ни в Валгалле, ни где-либо ещё.
Земли, усеянные телами павших, остывающие от бойни в вечерних сумерках. Кто-то пытался отыскать раненых. Кто-то находил и рыдал, неспособный помочь.
А кто-то, как Логнар, стоял и смотрел на возвышающиеся холмы тел, в которых перемешались и друг, и враг. Они тянулись до самого горизонта, красные, страшные, раздутые, как язвы больных.
Тысячи.
Тысячи...
Тысячи жизней, отданных за горстку, чудом избежавшую той же участи.
От славного народа Недха ничего не осталось.
Логнар жалел, что не лежал в этих холмах. Он не мог смириться с тем, что стоял сейчас посреди поля сечи, а кожа горела от укусов драугров, напоминая ему о том, что он жив.
Он здесь. Жив.
А вот и она.
Победа.
Только... почему не слышно криков о ней? Не слышно славящих героев песен. Не слышно речей командиров.
Тишина. И редкий плач в отдалении.
Не вились знамёна Сынов над полем брани. Не обнимали друг друга выжившие.
Они брели без цели, обходя эти кошмарные кучи тел, волочили ноги по снегу и пеплу. И Логнар заставил себя шагать вместе с ними. Вдыхать зловоние, пропитанное гарью и кровью. Идти через долину смерти, не зная, чем обернётся этот путь.
Его встретил взгляд воина, обращённый куда-то сквозь чародея.
В никуда.
Кожа его обуглилась и почернела, сползла с тела, открыв влажное мясо. Правой руки у него не было. Но воин всё ещё шёл, изредка моргая тем, что осталось от век.
Наверное, через пару минут перестанет. Опустится вниз, сложит голову. А боли уже нет.
В настолько увечных телах её нечему вызывать.
Чародей отошёл в сторону, пропуская солдата, перебарывая желание отвернуться от его ужасных ран. Смотрел. Запоминал.
Вкус пепла был не только во рту.
Он повсюду.
Забился в лёгкие.
Осел в сосудах.
Проел мышцы изнутри.
Логнар нашёл их несколько часов спустя.
В его спине торчал Гунгнир. Прошёл насквозь, прямо через сердце, зацепив остриём и полукровку, мёртвую задолго до этого.
Так они и замерли, в объятиях друг друга, а летящий с небес пепел спускался дальше, по плечам, обволакивал окровавленные тела подобно савану.
Две неподвижные, красивые до рези в глазах и слёз в глазах, статуи.
Логнар жалел о многих своих решениях. Что-то забывалось, с чем-то он мирился...
Это же будет преследовать его во сне и наяву до конца жизни.
Горечь задушила, стегая раскалённым кнутом, и он упал на колени рядом телами, протягивая к ним руку.
С упавшим сердцем чародей осознал, что, будь у него возможность вернуться в тот миг, он бы ничего не изменил.
Потому что так правильно.
Правильно же, да?
Он неуправляем. Наёмник, получивший силу королей, неумеющий ею обладать. Он – угроза. Он жив до того момента, пока не исполнит своё предназначение. А как исполнит, должен умереть. Это правильно.
Почему тогда чародей сожалеет?
Почему он оплакивает его смерть?
Почему так больно смотреть лицо той, которой он прежде готов был пожертвовать, но сейчас...
Логнар свернулся в позе зародыша рядом с их телами в надежде, что никто его здесь не найдёт. Что он так и останется здесь, в равнине крови и праха.
***
Лик месяца горько улыбнулся с тёмного небосвода, очистившегося после прошедшей бури. Кто-то разбудил его, тронув за плечо. Поднял, обнимая сильными руками.