Зачем?
Потешить своё воспалённое воображение, зачем же ещё. Она всё равно сходила с ума, так почему бы не приправить трещины в мозгу щепоткой непринуждённых фантазий? Тех, которые она могла бы породить сама.
– А толку откладывать? – бросила она в ответ скопившимся теням в углу, неумолимо выраставшим в высокий силуэт.
– Я бы на твоём месте откладывал конец столько, сколько мог бы.
– Но ты потратил годы, убегая от своей судьбы. Я так не умею, – проговорила Лета и оглянулась, чтобы посмотреть теням в глаза. Но в углу было пусто.
Отрывистый шёпот коснулся её уха:
– Так научись.
Тень не отпрянула, когда она повернула голову, прикоснувшись к ней кончиком носа.
Впалые щёки, длинная шея, тёмная медь спутанных волос...
Его образ был слишком далёк и расплывчат, чтобы даже вообразить себе исходящие от его тела тепло или запах.
Сладкая морская соль, кажется. Такая же противоречивая, как и её чувства.
«Вот что завораживало тебя когда-то».
– Или ты уже сдалась? Как легко наверное это было...
Губы, которые она не смогла вспомнить, сложились в усмешку.
– Что может призрак знать об этом? – спросила Лета.
– Пусть я и призрак. Но я озвучил лишь твои собственные мысли, которые так сильно пугают тебя, что проще просто опустить руки. Это ли выход?
Разрозненная мозаика памяти вновь собралась воедино, открывая ей смутно знакомые черты строгого лица. Она поглядела в глаза, в которых плескалось безбрежное море, манящее в свои ледяные пучины, и подняла руку, чтобы дотронуться до дуги шрама на правой стороне лица... Пальцы сомкнулись в пустоте.
– Был бы ты сном...
Узкие губы улыбнулись.
– В таком случае у тебя бы не было причин просыпаться.
– У меня их нет и сейчас, – горько вымолвила она.
– Тогда умри красиво, змейка, – отдаляясь, ответил он. – Другого тебе не дано.
Лета отвернулась прежде, чем тень растаяла на её глазах, забирая скудные огарки прошлого.
Она отпустила с ней всё, что у неё осталось.
Отныне она свободна.
***
Он прожил в Ноэстисе несколько лет.
Воспоминания об этих годах густо поросли мшистым налётом времени, не тронувшим только рваные фрагменты сцен, которые Конор выдрал бы из собственной головы, если бы мог. Но некоторые картинки, как ни крути, норовили загореться перед глазами в позолоченной рамочке позора.
Ты служил этим тварям.
«Но то время прошло».
В Ноэстис приползли останки отвергнутого семьёй юнца, отчаянно не понимающего, как он сумел выжить, и преклонившего колени перед императрицей в благодарность за своё спасение. Это уже потом собранное ручонками Лэлеха тело обрело мозги и стало совершать разумные действия, избавляясь от присосавшегося к чуду воскрешения чародея, мечтавшего о целой армии таких, как Конор. Готового заново разобрать его по частям. Шепчущегося во тьме о своих влажных мечтах. Не замечавшего, как в его подопытном зацветали весенние почки пробуждавшегося от обмана разума.
Он служил им. Убивал ради них. За ними был должок, про который Конор решил забыть, понимая, что сведение счётов с Тишлали, Лэлехом и другими кровососами ему не светит. Слишком уж могущественным и опасным был его враг.
Отойди в сторонку и живи свою тухлую жизнь.
Кто же знал, что Конор вернётся в последний зимний день в Ноэтис, чтобы всё-таки расквитаться с ними. Ибо долг разросся до монструозных размеров в тот миг, когда полукровка попала в лапы к этим чудовищам.
Конечно, он рассматривал вариант отрубить парочку сехлинских голов. Он не отвернётся от представленной возможности. Но сперва девчонка. Ради неё это всё и затевалось. Только ради неё.
Ноэтис не изменился. Проезжая город в закрытой и ходившей ходуном от каждой кочки повозке Эсбена, Конор разглядел сквозь дырки в ставнях шпили стройных башен, охваченных сиянием северного солнца. Укутанные в саван вечной мерзлоты дома оттеняли белизной тёмный горный кряж, за которым не было ничего – край Севера и Великой Земли, омываемый студёными водами океана. Ноэстис носил эклектичный отпечаток разных культур. Северяне закладывали фундамент по своим лекалам, располагая сооружения в точности по созвездиям и возводя стены из камней, способных выдержать зверский холод. Имперцы же привнесли в свою столицу всю эту возвышенную архитектурную вычурность, разбавив неказистые домишки длинными башнями, колоннами, выбелив грубый камень, украсив всё золотом, мрамором и витражами. В парочке зданий мелькали илиарские геометрические мотивы с доведённой до абсолюта строгостью.