В иные моменты она задавалась вопросом, что же приводило людей к религии. Какой была отправная точка? Что происходило в их жизнях до того, как они начинали ненавидеть чародеев и поклоняться несуществующей богине? Что ими двигало?
На одних её руках столько человеческой крови, сколько не пролил весь Сапфировый Оплот за свою историю. Но война со смертными началась задолго до прихода илиаров. Человек осознал свою слабую, ничтожную сущность, и бросился в ярости на тех, кто отличался от него. Он решил ударить первым. И неизвестно, ударили ли бы его, если бы он промедлил.
Страх всегда толкал людей к ненависти. Страх ослеплял их. Страх дарил силы. Страх обращался в решимость.
Было ошибкой доверяться человеку. Но чародеи осознали это слишком поздно, стоя над могилами тех, кого больше не вернуть к жизни.
Дита в гневе подняла голову к табличкам. Талисман отлип от вспотевшей кожи и затрепетал, охваченный красным свечением. Чародейка вскинула руку. Одна за другой таблички стали падали, разбиваясь о мозаичную вымостку. Колючие осколки отлетали в разные стороны, поблёскивая графитными боками. Ошмётки слов ненависти и злобы украсили дорогу нагретой магией каменной крошкой, и Дита широко улыбнулась.
Если бы она хотела, стены скриптория разлетелись бы на куски. Но внутри всё ещё работал Оплот.
– Не боишься, что кто-то услышит? – осведомился знакомый голос.
Дита опустила руку и поглядела на стёртые в порошок таблички. Она снесла всего лишь два ряда, но выбитые стёртыми в кровь пальцами фразы уходили под самую крышу основного здания. Странно, что они не додумались налепить свои цитаты и на башни тоже.
– Что кто-то отыгрывается на этом? – глухо отозвалась она. – Сегодня никакой шум не вызовет подозрений. Будь-то стоны умирающих, смех солдата или грохот у стены скриптория.
Чародейка повернулась к появившемуся на аллее илиару. Закат красил его доспехи киноварью. Вместо глаз на неё смотрели ямы. Старый ожог на утомлённом дорогой лице, казалось, стал шире и заполз на шею, но то были следы тесного воротника. Когда воин приблизился к ней, зайдя под тень деревьев, Дита протянула руку, чтобы ослабить его. Илиар благодарно выдохнул, закрыв глаза, словно только сейчас вспомнил о неудобствах, которые причиняли его тяжёлые парадные доспехи. Чародейка ослабила петлю воротника и дотронулась до заросшей густой бородой щеки.
– Я ждала тебя, Кенсорин, – проговорила она. – Как всё прошло?
– Плохо, – отвечал он и открыл глаза. – Наёмники, которых хотел Фанет, не придут поддержать нас. Уверен, ты верно представила сейчас его реакцию.
Она убрала руку, качая головой.
– Есть и плюсы, – продолжил Кенсорин. – Аякс отказал в поддержке и Инквизиции. Сейчас Псы и Астрахдская Гильдия больше заняты борьбой за власть в городе, чем золотыми горами, которые обещали им мы и Лек.
Взгляд его машинально скользнул к осколкам табличек.
– Наши союзники из Птолема задерживаются, – добавил он погодя. – Что ж, чего ещё ожидать от дикарей?
Дита фыркнула.
– Может, тогда мальчишка одумается и начнёт сворачивать войска, – выпалила она. – Я уговаривала его повременить со взятием Ферополя. И ты только посмотри... Он выдержал всего месяц, прежде чем погубить ещё один лутарийский город.
– Здесь нет ничего важного, как и во всей Яриме. Это княжество сдалось бы и без боя, если бы не упорство Братство. Настоящие трудности начнутся, когда Фанет решит выступить на Лебединые Земли, а потом на Велиград, – Кенсорин поглядел на чародейку. – По самым скромным подсчётам, он потеряет половину легионеров. Столица не сдастся быстро. И мы не сможем ему помешать.
– Мы и не должны.
– Разве ты не утолила жажду возмездия?
Вопрос застал её врасплох. Она уставилась на платок в своих руках и его инициалы: «Р. К.».
«Вся пролитая кровь славила твоё имя, учитель. Но ты всегда был выше этого».
Она заплутала во тьме, откармливая вечно голодных бесов мучениями смертных. Они ведь никогда не будут сыты. А её жажда... Она неутолима.
Взгляд Кенсорина был мягким. Преклонные года наложили на его лицо отпечаток, однако тело не обрюзгло и не изменилось, впрочем, как и у всех илиарских воинов в его возрасте.
Его рука вспорхнула над её плечом, невесомо и легко. Прикосновение, которому нужно разрешение.
– Лек должен умереть. Я дала клятву, – промолвила она, приподнимая плечо.
Ладонь илиара легла на него, согревая даже через ткань мантии.