Певица положила свой букет на рояль и спела первое произведение Машины на музыку Шопена.
Оно прозвучало откровением и для Тани и для Кунегина. И нежданно, к величайшей радости Тани, сблизило их, снесло какие-то преграды, стоявшие между ними.
Кунегин был оживлен, галантен, весел! Он торжествовал первую победу.
- Это ведь по-настоящему поэтично! - не уставал повторять он, провожая певицу. - Конечно, это еще не Блок, но...
- Признаться, я не прочь познакомиться с этим поэтом, - смеясь, отвечала та.
В лабораторию Кунегин вернулся, едва не приплясывая.
- Ну, дорогая моя подопечная! Приглашаю вас отпраздновать нашу победу... в Абрамцево. Знаю там одно чудесное местечко, есть там парк и маленькая речка.
Речка, протекавшая через знаменитую усадьбу Аксакова-Мамонтова, была действительно маленькая.
- Наша Воря, не река, а горе! - шутил Евгений Кунегин, гуляя с Таней по заросшим берегам. Представьтека себе Аксакова, который сидел вот тут и писал свой трактат о рыбной ловле.
Таня наслаждалась хорошим настроением Евгения Кунегина, она была счастлива. "Ах, если б навеки так было!" И по-особенному пленяли ее русские просторы, бугристые поля с лесистой каймой, извилистая зеленая поросль, за которой угадывалась невидимая речка.
Они забрели в лес. Запах был там пьянящий, у Тани кружилась голова. Они собирали незабудки. Таня восхищалась их голубой россыпью, а верный себе Евгений Кунегин принялся подсчитывать, сколько незабудок можно найти на одном гектаре абрамцевского леса.
- Сколько же? - смеялась Таня.
- 107 штук, - серьезно ответил профессор.
Они вернулись в Москву на электричке вместе с веселыми туристами и пели с ними смешные песни.
- Ну, дорогая моя подопечная, - прощаясь, говорил Тане Кунегин. Давайте-ка теперь знакомить Машеньку с каким-нибудь композитором, более близким нам по времени. Найти бы этакую глыбу чувств, новатора, фантазера...
- Скрябин! - обрадовалась Таня. - Вы вспомнили, что я назвала его в числе своих любимых.
- Допустим, допустим. Может быть, я это и имел в виду.
- Хорошо, я буду знакомить Машеньку со Скрябиным.
- Валяйте. С каждым своим шагом вы приближаетесь к степени кандидата наук и вместе с тем приближаете человечество к передаче им эстафеты разума не просто умным компьютерам, а тонко чувствующим эмоциональным машинам типа Машеньки. Они воспримут все богатства человеческой культуры, а Машенька будет у них "прародительницей" Евой.
- Ева? - смеялась Таня. - Нет, она Машенька!
И начался второй этап работы Тани в лаборатории Кунегина, вторая часть ее ненаписанного романа. Освещена она была музыкой Скрябина, которой наслаждалась Таня, насыщая машину. Смелые его фантазии о сочетании музыки и цвета увлекали ее.
С трепетной надеждой ждала Таня следующего выходного дня, почему-то решив, что Кунегин снова пригласит ее в Абрамцево. Прошлая поездка казалась ей сном.
Но Евгений Кунегин молчал. Пришлось пойти ему на помощь:
- Евгений Петрович, - робко обратилась она к нему.
- Да? - отозвался он, перебирая ее бумаги с формулами.
- Вы помните незабудки?
- Какие там еще незабудки? - недовольно отозвался профессор.
- Ну, такие маленькие-малюсенькие цветочки.
- Извините, не знаю. Я плохой ботаник.
- Евгений Петрович! Да что вы, право! Вы еще подсчитывали, сколько можно найти незабудочек на одном гектаре абрамцевского леса. 107 штук.
- Ах, 107 штук! Так бы сразу и сказали, а то "незабудки". Чертовня какая-то! Кстати, не забудьте, что в научных экспериментах нужно быть смелее. А то вы скоро превратитесь в рабыню скромности.
- Рабыню скромности? - удивилась Таня. И вдруг отчаянно покраснела. Ей показалось, что Евгений Кунегин о чем-то догадался, самом запретном. Но, по-видимому, он просто ничего не помнил! Это было так обидно, что Таня, едва профессор ушел, готова была плакать. Но нужно было работать, насыщать Машеньку. А как ее было насыщать, когда Таня была полна обиды на ничего не помнящего Евгения Кунегина?
И тогда Таня стала "беседовать", правда, на математическом языке, со своей Машенькой, как с близкой подружкой, поверяла ей девичьи тайны и обиды...
Евгений Кунегин ничего этого не знал. В назначенный день он явился прослушать новое произведение машины на музыку Скрябина. Но букетов, как в прошлый раз, не принес, забыл.
Знакомая уже певица спела Пятую прелюдию из 11-го сочинения Скрябина с такими стихами: ТЫ НЕ ПОМНИШЬ
Ты не помнишь!
Ничего не помнишь!
Ни "Царицы скромниц", Ни всего, что сон лишь...
Дух берез и мяты Надышаться просит.
На траве примятой Незабудок проседь.
Мы бежим к реке, Я держу в руке Милый твой букет.
Вещих незабудок Вечно не забуду.
Ты же не помнишь!..
Кунегин нахмурился и проворчал: - Чертовня какая-то...
- Вам не понравилась музыка? - тревожно спросила Таня.
- Нет, музыка чудесная, тонкая, проникновенная. А ну-ка прочтите-ка мне еще раз это Машино стихотворение.
Таня послушно прочла стихи.
- Ошибка, - сказал профессор.
- Какая ошибка? - испугалась Таня.
- Я говорил "рабыня скромности", а тут царица скромниц. И вообще мы с вами с букетиками к речке не бегали.
- Вы считаете, что Машенька слишком поверхностно воспринимает поэтическую ситуацию? Я думала, Евгений Петрович, что, возможно, полезно будет насытить машину мыслями такого тонкого психолога, как Стефан Цвейг.
- Стефан Цвейг? - удивился Кунегин. - Он ведь не писал музыки.
- Зато писал о музыкантах и вообще тонко понимал человеческую душу, все ее изгибы, горечь, страдания, поэзию...
- Ну что ж, - задумчиво протянул профессор. - Пожалуй, это будет приемлемее, чем пересказ машине путевых впечатлений о посещении одной подмосковной усадьбы.
Таня не знала, куда деться от смущения, и пролепетала: - Тогда я тотчас принесу Цвейга.
- Допустим, допустим. Какой математический вывод следует из этого сделать?
- Я имела в виду, что, может быть, появится когданибудь "Память сердца". - И добавила: "Память электронного сердца".
- Вы все еще надеетесь на электронное сердце?
- Но ведь это же тема моей диссертации!
- Диссертации, диссертации, - проворчал Кунегин. - Диссертация Царицы скромниц о букете незабудок в 107 штук. Как бы это "дитя" не оказалось мертворожденным. Ладно. Готовьте Машеньку к Цвейгу.
И он удалился, оставив Таню в полной растерянности.
И Таня стала насыщать машину произведениями Стефана Цвейга, а в лаборатории продолжала звучать музыка Шопена, параллельно с текстом воспринимаемая машиной.
В назначенный срок Евгений Кунегин задал Тане вопрос: - Чем теперь вы с Машенькой меня ошеломите?
- Письмом Незнакомки.
- Вы с ума сошли, Таня! - возмутился Кунегин.
- Это же соавторство Машеньки со Стефаном Цвейгом.
- Чертовня какая-то! В средние века вас сожгли бы на костре.
- Разве вы на коне и в латах не отбили бы меня?
- Напротив. Подбросил бы смолистых дров в огонь.
- Не сердитесь, Евгений Петрович. Лучше прослушайте. Певица уже ждет.
Евгений Петрович уселся на стуле посередине комнаты: