– Еще далеко? – окрикнул я идущую впереди кавалерию Уриэля.
– Нет, сир, – отозвался один из них, слегка обернувшись назад, – буквально несколько поворотов, ступеней и все.
Моя ладонь по какой-то непонятной причине погладила рукоять висевшего на поясе меча:
– Отлично! – сказал я и, вложив следующие слова двоякий смысл, продолжил, говоря моему побледневшему солнышку, – надеюсь, это все скоро закончится.
Она, видно, приняла мои слова за долготу перехода и что-то сказала, но внимание мое привлекло нечто другое. Стены, пол, потолок – все на какой-то мгновение потеряло значение, стало каким-то прозрачным и покрытым ряской, в которой позднее я различил грани, множество преследовавших меня по пятам граней. Точно оно! – раскатом грома прокатилась в голове ошеломляющая мысль, когда ноги проходившего над головой гелла заслонил потолок. Я вздрогнул всем телом, от Айлинель, похоже, не укрылось ничего:
– Что с тобой, Рон? – спросила она, внимательность девушки, казалось, просто зашкалила, а через мгновение как будто растаяла.
Зелень ее глаз, зелень ее глаз…
– Не знаю, – честно ответил я, находясь в совершенном раздрае и не зная, что предпринять.
Протянулись секунды, прошел поворот.
– Мы пришли! – отрапортовала ставшая по обоим сторонам той самой двери стража из геллов.
– Ты о чем, Ронет? – она не отпускала меня.
Я сам себе не мог признаться, а ей? Однако уже хотел рассказать, но горло у меня кто-то отнял:
— Все хорошо! — моими онемевшими губами ответил за меня Лейглавирн.
Может в этот момент у меня затряслись колени. Чувства будто окаменели. Я подскочил к двери, Айлен была со мной, дверь обернулась абсолютной чернотой, чернота и какие-то огни, рука моя прошла сквозь нее. Оказалось, это гелл распахнул нам врата, когда явь в последний раз постаралась вернуть все на свои места. Далее события понеслись столь стремительно, что трудно было что-либо понять и различить, кто именно говорил в тот или иной момент.
– Все-таки что с тобой, Рон? – рука и слова.
У окна был Лайлэн, за пышным столом кто-то сидел, Уриэль тоже находился там, их было довольно много, замелькали лица, геллы, люди, кто-то еще, бегемот?
– Точка Гриндиса Ронет и моя прелестная дочь Айлинель! – это точно был князь.
Я только кивал и моргал, не в силах больше ничего предпринять, тело едва слушалось и уже неведомо каким импульсом добралось ко столу, даром Айлен не отпускала моей руки. Непонимание и испуг начали проступать на ее лице, но все остальные будто ничего не замечали. В голове моей царила феодальная раздробленность, слышались какие-то имена и титулы: гелл – герцогиня Мелисса де Равэн из Навеки, человек – септим-магистр Деспотий – Рудия, баксот – царей Ветал Ирит из Ямы Томурры, человек – джагернаут Вальд Эмсторн из Хладокрая, гелл – венец Винно Рух из Переплетений. Слова могли продолжаться еще, но Айлинель их оборвала:
— Ему плохо! — вскричала она, эхо, эхо, это были последние слова, услышанные мной.
Грани идут за тобой! Все разом вскочили, как будто истончились и превратились в соломинки. Сознание вверглось в шок, запротестовало и начало уходить. Крылья на моей спине попытались раскрыться и унести меня прочь. Нет, так не должно быть, это все не по-настоящему! – огоньком крохотной свечи брезжила моя надежда, пока и тот не погас. Казалось, взбесился весь белый свет: цвета будто перестали существовать, звуки исчезли, обоняние заволок туман, реальность превратилась в немыслимую череду линий и изгибов, растрескался и грозил рассыпался мир, в глазах кто-то выключил свет, реальность оборвалась…
Это был какой-то кошмар. Рон, поначалу показавшийся ей каким-то отстраненным, оказался не просто чем-то расстроенным, а больным не весь чем. Айлинель сразу же заподозрила что-то неладное, слишком уж странно ее Айрэл себя вел. Она думала у него разыгралось предчувствие, шалили нервы или на худой конец болела голова, но, скорее всего, он боялся ее беспокоить, не зная, что на самом деле происходит с ним и стыдясь своего бессилия. Однако теперь все уже не имело никакого значения, случаю было угодно вновь попытаться отнять у нее недавно обретенную любовь.
Его состояние не походило ни на что виденное ею ранее, он словно находился за стеной из Граней и будто был и жив, и мертв одновременно. Дыхание не могло шевельнуть волосок, стук сердца, казалось, раздавался из-под мраморной плиты. Глаза заволокла белая дымка, губы потрескались и предпочли поменять цвет. Бледность лица походила на снег, а тело не давало ни крохи тепла.