– Все честь по чести, и награда не заставила себя ждать, – защекотал ее я.
– Глядишь, так и возгордишься, эдакий ты ловелас, – от мерзкой затеи отвлекла она губами меня.
– Все стеснялся спросить, – через пару мгновений с серьезностью в голосе начал я, – крайне деликатная вещь, между прочем, и по меркам смертных играет не мало важную роль, да и еще какую, ты не поверишь, это дикий нонсенс по части культур и вовсе кокая-то привилегия.
– Да, не томи уже, Ро, – оборвала она меня с грозной внимательностью повернув голову ко мне.
– Сколько тебе лет? – еле слышно пискнул я, давно не могучи разузнать такую простую вещь.
– Двадцать, – спокойно ответила моя половинка, не понимая какой тут секрет, – а тебе?
У меня аж от сердца отлегло:
– Двадцать два, – сказал я, присвистнув, – хорошая у тебя циферка, правильная…
Геллы очень долго живут, и ее возраст уже давно меня не волновал, но такая близкая мне цифра – это здорово!
– Ты пропустил мое день рождение, – жалобно захныкала она, загнув стройную ножку к потолку. – Оно состоялось аккурат после твоего ухода из Улиссана, а я хотела сделать тебе сюрприз, рассказав о нем на кануне, все тогда как-то закрутилось, завертелось и ураганом унесло тебя прочь.
Я приобнял ее:
– Ничего страшного, все еще успеется, все впереди, к тому же и мой день рождения прошел примерно где-то на середине Пути Сердца, так что, можно сказать, мы родились в один день, по разным лето исчислениям, разумеется.
– Правда? Вот здорово! – перевернула головку на бочек она. – А я все думала, гадала, когда же ты все-таки соизволишь спросить.
– Дождалась… – прихотливо улыбнулся я.
– Как-то так, – заразительно рассмеялась она.
– Тогда у меня еще один вопросительный знак, – я облизал пересохшие губы, – если мы теперь муж и жена, то какая у нас теперь фамилия?
– Ага, нашелся-таки, в точку попал, что загадал? Я тебе все сейчас объясню, – моргнула она пару раз. – У нас обычно заведено так, по взаимной договоренности суженые заранее решают переехать в один из городов, где он или она живут, и за этим следует изменение фамилии того из супругов, кто переехал к своей половинке на фамилию города, в котором милый сердцу гелл уже давно жил.
– Как все запутанно, – отозвался я, нахмурившись, – так что, если я здесь, то мы теперь оба Умбрани?
Она кивнула:
– Запутанность ждет впереди, – с знанием дела назидательно заметила она. – Вот когда пара уже переедет, тогда и начинается быстро распутывающийся кавардак. Вмешивается фактор с именами, если в том городе, куда половинка желает переехать есть гелл с таким же именем, как у нее, то фамилия приобретает название из сочетания обоих городов.
– Крон-Умбрани, – сдержанно хохотнул я, – если учесть город Нетри, а если мой родной, то Питербранибург получится или Умбрабург.
– У нас названия куда более милозвучны, – побледнев, посетовала она.
Культура, теперь я обязан ее понимать, чтобы не казаться белой вороной среди своих. Комично? До поры, до времени, во всяком случае, пока не настанет черед все расхлебывать.
– А если пара решит уехать в другой город, не тот, где кто-либо из них жил, то их родовой знак меняется на его, верно? – продолжал допытываться я. – Айлинель Сеян, к примеру.
– Правильно, да, а если название им не нравиться, есть выбор между названием города и его фамилией, – плавно переняв мою речь, продолжила она, – Ронет Улиссан и тому подобное.
– Интересно у вас же все заведено, и везде есть лазейки, не Палазники ли?
– Ты далеко еще не все услыхал, – похищая нас у сновидений, проговорила моя солнечная сторона…
Так мы еще долго болтали о том, о сем, было очень приятно делиться с ней своими мыслями и тревогами, рассказывать всякую чепуху и принимать ее четкий ответ и внимательную поддержку. Время бежало свою дистанцию, звезды за окном продолжали свой тайный путь, вокруг таяли свечи, а мы все не умолкали, наконец-то оставшись вдвоем и принимая накопившийся у нас с давних времен пыл. Загадывать желание приходилось под спиральный след уснувшей свечи, прогонять собственное марево сна поцелуем, а накатывающие со стороны двери тени реальности заслонять собственным светом.
– По-моему, ты засыпаешь, – пощекотала ресницами мою грудь она.
– Знаешь, твоя сережка впивается мне в ребро, поправь пожалуйста, – поежился я.
– Охотно, хотя я думала, ты ощущаешь, что-то другое, впивающееся во что-то другое, – не укрылся ее намек.
– Эх, как я люблю ощущать тебя, просто соприкасаться пальцами, вплетая их узоры друг в друга и чувствуя давно забытую половинку себя, – подпевал я ей.