- Вот так встреча. Признаться, я ожидал, что ты объявишься раньше. Прежде ты такой сдержанностью не отличался.
Джесс с трудом открыла глаза, заставив себя смотреть сквозь мороки прошлого на то, что есть сейчас.
Старик был реален - правда, трудно было поверить, что он еще способен передвигаться и говорить. Назвать его “ветхим” - все равно, что улицы Элеи - “малолюдными”. Он мало отличался от мумии, которую они нашли в Институте, за исключением того, что еще дышал. Спутанные белые волосы доходили ему до колен, плащом укрывая сухонькое тело. Длиннополая, многослойная одежда старика вытерлась и местами истлела, но все же сохранила следы былой красоты и роскоши. Он дрожал и подволакивал ногу при каждом шаге, тяжело опираясь на изящную, сверкающую полированным хромом трость.
Торай замер. Он не сделал ни одного движения или жеста, которые можно было бы расценить как угрожающие, но чувствовалось, что каждая мышца в его теле напряжена до звона.
- Авено дэйона, Андолас. Лаора тэ рае?
Старик улыбнулся, обнажив потемневшие, но на удивление целые зубы.
- Почему я использую эту пародию на язык? Потому что я, в отличие от тебя, считаю твоих товарищей достойными уважения. Держу пари, они не знают, зачем ты привел их сюда.
- Хэссая хада, - прошипел Торай, злобно сузив глаза.
Вскинув руку, он резко сжал кулак, и Джесс едва не задохнулась от жуткой тяжести, навалившейся на ее тело. Она не могла даже пошевелить рукой, повернуть голову стоило огромных усилий. Рядом в таких же неестественных позах замерли Райнер и Зайнаб.
Старик тихо рассмеялся. Его смех был похож на шелест опавшей листвы.
- Ну вот ты и выдал себя раньше срока, Торай. Всегда был нетерпеливым, как мальчишка, а ведь ты старше меня на шесть лет! Что он наплел вам, ребята? Что вы нужны ему как проводники или охрана? Ха! На этой станции таким, как мы, ничего не стоит расправиться с десятком хороших солдат. О нет, вы нужны совсем для другого... - Он хитро посмотрел на Торая. - Не хочешь раскрыть карты, друг? Ты же знаешь, чем сильнее жертва дрожит от страха, тем больше энергии она даст!
- Ублюдок… - смогла выдавить Зайнаб, бессильно тараща глаза. - Я до тебя доберусь, урод, слышишь?!
- Довольно! - прошипел Торай. На Зайнаб он даже не взглянул. - Уйди с дороги, Андолас. Хочешь доживать свой век ходячим трупом - дело твое, но ты не можешь заставить меня пойти на это. Эти варвары не должны тебя волновать.
- О, ты наконец-то понял, как глупо вести беседу на двух языках сразу? - Андолас улыбался, но в его голосе сквозила грусть. - Боюсь, тебе не удастся так просто убрать меня с дороги, старый друг. Я, в некотором роде, чувствую ответственность за все, что произошло с Элеей и всем нашим народом. Тебе, по идее, тоже следовало бы.
- Избавь меня от нотаций, Андолас. Не ты ли говорил, что десяток-другой лишних смертей в год ничего не решит? Не ты говорил, что чернь и так режет друг друга, и не беда, что она стала делать это немного чаще?!
- И к чему это привело? Оглянись вокруг, Торай. Наш народ почти уничтожил сам себя. Мы - тени прошлого, чужие везде, кроме руин. Мы собственными руками создали преисподнюю для самих себя. Я даже завидую нашим коллегам, - Андолас кивнул на “гробы” с мумифицированными телами внутри. - Ты был к ним милосерден, пускай и двигало тобой совсем иное чувство.
- Жаль, что ты проснулся раньше меня. - Торай выхватил пистолет и сделал шаг к Андоласу. - Ты и правда хочешь сразиться со мной ради варваров? Да что с тобой стало?! Прежний Андолас нравился мне гораздо больше.
- Не ради варваров. Ты можешь помешать мне закончить одно важное дело, а не могу этого допустить.
Торай выстрелил, но Андолас вскинул ладонь, и лазерный заряд разбился о невидимую стену. Секундой позже мир взорвался какофонией воплей и плача. Джесс закричала, не в силах выносить душевную боль, лавиной обрушившуюся на нее и терзавшую куда сильнее физической. Перед глазами мелькали лица людей, которых она никогда не знала; хотелось выцарапать себе глаза в наказание за преступления, которых она не совершала. Она наблюдала за нескончаемой бойней на улицах Элеи и кровавым имперским мятежом; видела свою - нет, не свою, явно мужскую руку с темно-красным перстнем на указательном пальце, - отключавшую людей в капсулах от жизнеобеспечения и забиравшую их камни души; равнодушно проходила через поселение примитивных вырожденцев, не так давно бывших соотечественниками… Торая, не ее!