Выбрать главу

Выхода не оставалось. Я не хотел прибегать к этому оружию, считая его и слишком опасным, и слишком унизительным для себя. Одно то, что я задумался о нём, показывало всю глубину моего отчаяния, ибо не было на свете разумного, который не презирал бы его применение.

Речь идёт, естественно, о дипломатии.

— За Пелену я пока не собираюсь, — начал я, собрав всю накопленную за тысячи лет тактичность, — и если ты считаешь, что вправе переправить меня туда без моего согласия, то сильно об этом…

— Во имя Первояйца, избавь меня от своих угроз, — отмахнулся Аркарис, — Тебя заберут родители. Я бы и пальцем о палец не ударил, чтобы тебе помочь, если бы не моё к ним уважение. Анайрэ и Лютиэна чуть не надорвались, собирая тебя по кускам и отращивая сожжённые внутренности. Погляди им в глаза и скажи, что чихать хотел на их труды и готов хоть сейчас намотаться на посох ближайшего инквизитора.

Потянувшись вглубь сознания, я выудил стенавшего на его задворках Нани и слегка встряхнул. Из эльфийского балбеса послушно вывалились нужные сведения: Анайрэ звали его мать. Отец же носил звучное имечко Финголфин. Всё-таки не зря он показался мне похожим на филина.

Нани-Нани, социальное ты отребье! Столько ныть, грозить мне, умолять меня отпустить тебя — и ни разу не вспомнить тех, кто подарил тебе жизнь. Во всяком случае, я этих имён точно раньше не слышал.

Не то чтобы я давал себе труд прислушаться к его лепету.

Тем не менее наказать его за непочтительность к семье стоило.

В следующий миг Нани залился мысленным визгом, напитывая меня столь нужными сейчас силами. Его порядком поистрепавшийся разум мало что мог предложить, однако немного боли и страха он всё-таки подарил.

Интересно будет поглядеть, как он станет себя вести, когда я наконец верну ему тело. Я ведь милостивый демон. Просто учил его последствиям неправильно проведённого ритуала.

Золотой червь, засевший в боку, заёрзал, когда его коснулись негативные эмоции. Я подавил порыв вырвать его с корнем.

— Полагаю, они и так в курсе, что я не горю желанием возвращаться, — пробормотал я скорее для себя, чем для кровавика, — Ведь иначе меня бы давно переправили в имение.

А следовательно, либо родители сообразили, что удержать меня в стерильной безопасности родового особняка не удастся, либо сестра нашла время, чтобы донести до них эту мысль. Она достаточно долго пробыла со мной, чтобы уяснить: ничем хорошим моё заточение не обернётся.

Конечно, ещё оставалась вероятность, что родители появились на Земле в том числе из-за последствий проказ ангела и попросту не успели сплавить меня домой. Как минимум отец состоял в каком-то там Крайне Важном Совете Эльфийских Болтунов, что позволило Нани беспрепятственно заниматься чернокнижием семьдесят лет.

— А вот и они, — выдохнул Аркарис, когда в дверь тихо постучались.

Воссоединение семьи вышло трогательным. Мать бросилась ко мне и порывисто обняла. Интересно, поступила бы она так же, если бы я не оделся? Повадки у местных остроухих и не такое допускали.

— Ты очнулся! — возвестила Анайрэ очевидное.

Есть у смертных странная привычка — дублировать приятные вести, словно в попытке удвоить приток счастья.

Радость матери вблизи от моей израненной природы мгновенно всколыхнула во мне желание свернуть ей шею. Она обжигала почти физически. Но поблизости, у суетливо копавшегося в документах отца, стояла Лютиэна. В руках она держала поднос с тарелкой супа. Я улыбнулся вещи и стерпел ласку.

К тому же мне вряд ли хватило бы сил убить лапавшую меня дамочку.

Божественный паразит же присосался к светлой ауре Анайрэ.

Так эта тварь ещё и расти собралась!

Кое-как я оборвал её контакт с матерью и вытер мгновенно вспотевший лоб. Моё учащённое дыхание и блуждающий, рассеянный взгляд насторожили Анайрэ. Она отстранилась — волшебный миг! — и сказала:

— Ты едешь домой, Нани.

— Никаких Нани, — подчеркнул я, принимая суп от сестры. Есть я не любил, но телу требовалась пища, иначе желудок сожрёт меня изнутри, — Если уж хочется сократить, зови Атаном. И, само собой, никуда я с Земли не поеду.

— Я же говорила, — кивнула сестра.

Мать бросила на меня страдальческий взгляд и обернулась к отцу.

— Скажи что-нибудь!

Финголфин, высунув изо рта кончик языка и использовав в качестве опоры папку с документами, прилежно строчил что-то на бумажке. Оклик жены застал его врасплох, и он, слегка подпрыгнув, завращал головой, как испуганная сова.

— Что-нибудь? — не то повторил, не то исполнил просьбу буквально он.