А вдруг я останусь тут навсегда? Моя реальность довольно скучна, но и тут не так, чтобы весело.
Мне захотелось домой уже через 3 часа 40 минут пребывания у Ведьмы. Я чувствовала, что незащищена. Ведьма читала меня как открытую книгу. Я видела, как она шарится своей магией в кишках моих мыслей.
Мне больше нравилось чувствовать себя хозяйкой положения, когда я наблюдала за их реальностью со стороны.
А сейчас я не понимала ни как оказалась у Ведьмы, ни почему я раньше не видела эту лачугу. Слишком много вопросов. Два. На два больше, чем хотелось бы.
Раньше я чувствовала себя боженькой, который смотрит на муравьишек. А теперь это Ведьма смотрит на меня как на муравьишку. Я боженькой её признать не готова.
Девятое. Ой
Я хочу домой. Предчувствие сообщало мне, что что-то происходит в Мире, что-то назревает, и мне не хотелось быть тут, когда оно родится. Так что фиг с ним, с Волшебником, который меня звал. Пусть идёт лесом. Он, конечно, мой друг, но относится ко мне как к маленькой, так что давно пора на него обидеться, ведь я не маленькая, а взрослая.
Я сосредоточилась, представила Дверь, через которую вошла, только с обратной стороны, и в воображении её открыла, чтобы вернуться домой, на диван, на котором задремала.
Но...
Это не сработало.
Я попробовала ещё раз, и это снова не сработало.
Дракон недоумённо наблюдала за тем, как я морщусь, закрыв глаза. Ведьма наблюдала доумённо.
Поняв, что ничего не выходит, я проглотила слюни как-то нервно, так, что даже подавилась и закашлялась, тут Фива почему-то хмыкнула и сказала Ведьме:
– Рядом с тобой все давятся.
Десятое. Киса
В шатре у Тома лежала одна из его любимиц. Девушка была человеком, не тем, кого зовут Существами, но и не призраком, обычным человеком, как у на Земле. Только красивым. На Земле таких особо нет.
Девушка давно знала Тома и всегда хотела его понять – но не понимала. Они были персонажами разных уровней.
Неважно, как звали её, эту девушку-шатенку, скромную и спокойную. Она смотрела на Тома карими глазами, зная, что сейчас Вожак будет говорить нечто непонятное ей, а она будет внимательно его слушать, и обязательно пожелает успехов, и удачи, и всех благ, хотя и не поймёт, в чём она желает ему успехов, и удачи, и каких желает благ.
Девушка-шатенка, кошечка в движениях, осознавала, что куколке не понять бабочку, и она – куколка, а Том – бабочка. И хоть ты тресни – не понять.
Том ценил её сильнее других потому, что она осознавала свои границы, осознавала, что не понимает его, и что его слабее. Место своё знала, короче. Осознанность – это возбуждает. Честность с другими и с собой – это алмаз среди камней.
– Привет, Киса, – беззаботно кинул он, вернувшись в шатёр.
Киса зажигала ароматические свечи, пахнущее корицей. Снаружи она улыбнулась, а внутри заволновалась, предчувствуя будущую грусть, видя в глазах своего мужчины признаки грядущей разлуки.
– Киса...
Брови Тома взметнулись домиком, но счастливые морщинки у глаз никуда не уходили, и получилось такое неоднозначное выражение лица, про тепло и заботу, извинение и сожаление.
– Киса, – ласково и многозначительно добавил он.
Киса опустила голову со своими слегка кучерявыми, коричневыми волосами. Том думал, как бы красивее сказать, но она уже и так всё поняла: то, что ему надо уйти, и то, что она не поймёт причин.
Лидер отметил про себя, что будет по этой девушке даже немного скучать. По её достоинству, с которым она принимает плохие вести.
– Тебе нужно уйти. – Сказала Киса. – Да? Почему? Хотя неважно.
Она улыбнулась грустно, но понимающе.
– Я не твоя женщина, чтобы тебя останавливать, – сказала она скорее сама себе, чем ему. – И даже будь я ею – я бы не стала.
Она улыбалась искренне и расстраивалась искренне, и сердце Тома сжалось. Такое необычное для него ощущение.
– Я сообщу остальным, – она говорила про любовниц, – что ты ушёл. Иди.
Том вышел.
Потом вернулся. Подхватил её весело на руки, затем поставил на землю.
– Ты не станешь моей женой, и, наверное, глупо тебя просить ехать со мной, ведь неясно, где я тебя оставлю, а я тебя оставлю довольно быстро. Это ужасное предложение, и я не буду уважать тебя, если согласишься, но, может, ты поедешь со мной?
Киса горько рассмеялась, обнажая белые зубы, яркие на фоне тёмно-вишнёвых губ.
– Уходи, – сказала она, и он ушёл с чувством лёгкой влюблённости.
Глава двенадцатая
Глава двенадцатая