– Это из-за меня умирает мир, – рассеянно повторила Нарцисса стоя возле лачуги Ведьмы перед всеми нами.
В этот момент на горизонте как раз появилась Зиз. Первой её заметил Том:
– Не хочу прерывать, Нарс, на самом интересном месте, но к нам летит гигантская синяя муха. Думаю, это заслуживает внимания.
Гигантская синяя муха подлетела раньше, чем кто-то догадался, что сказать дальше. Только Дракон выдала:
– О, опять она.
Зиз опустилась на жёсткую потрескавшуюся почву босыми ступнями. Том поднял одну бровь, как бы спрашивая у феи, почему это у нас тут нудистский пляж, – Зи, как обычно, была в набедренной повязке.
В мыслях она была о Грифе и смотрела на собравшихся никого толком не видя. Она сделала нелепый реверанс перед Нарциссой. Паук в её волосах недовольно задрыгал лапками.
– Моя Королева.
– Это ты наша Королева, – напомнила Эльфа.
– А, да, точно – глаза Зиз блуждали без цели.
Норберт оглядывал фею с презрением и неприязнью, как оглядывает подошедшего бомжа человек в только что выстиранном и выглаженном кристально белом костюме, у которого больше, чем белизны, только чувства собственного достоинства.
Все уставились на трёхглазую ожидая каких-то новостей, и она, наконец, заметила, что привлекает всеобщее внимание.
– Моя Королева... то есть... Некоролева... вы звали меня...
– Да вроде нет.
Ещё десять секунд молчания.
– Я увольняюсь, – сказала Зиз глядя себе под ноги.
Нарцисса потеряла дар речи. Потом нашла.
– Это исключено, – нахмурилась она. – У вызванных заклинанием слуг нет своей воли и своих желаний, ты не можешь увольняться или даже хотеть уволиться.
– У меня нет своей воли и нет своих желаний? – Удивилась Зиз.
Ведьма громко сёрбнула наколдованной и почти выпитой газировкой.
Взгляды метнулись на звук к Ведьме, но сразу же вернулись к фее.
– Тогда я... тогда я увольняюсь безвольно и без всякого желания...
Десятое. Варенье и миллионы жизней
– Смотрю, у нас появился выбор темы для разговора? Обсуждаем либо то, как я угробила целый, огромный, замечательный мир, либо увольнение одной из рядовых сотрудниц? – возмутилась Эльфа, тонко намекая на неправильную расстановку приоритетов.
Я украдкой следила за Ведьмой. Я ею восхищалась – её лицо практически не менялось вне зависимости от обстоятельств. Допив газировку, она наколдовала себе солёный поп-корн, и даже разрешила мне брать поп-корн из её гигантского жёлтого стакана. А когда Дракон с Эльфой начали собачиться, Ведьма любезно наколдовала мне сырный, потому что я люблю сырный больше.
Том тоже вызывал восхищение. Он не делал вид ленивого наблюдателя, как мы с Инви, он был вовлечён, но при этом спокоен. Похоже, для него всё это было любопытным квестом, не очень значимым, но довольно забавным.
Волшебник, Эльфа, Дракон – все они не очень мне нравились. Дракон выглядела утомлённой событиями, Эльфа возмущённой то ли тем, что внимание от неё ушло, то ли утечкой кадров, а Волшебник злился и у него на лбу было написано желание поскорее закончить со спасением мира и вернуться к своей обычной уютной болотистой жизни.
Дракон с Эльфой начали спор. Дракон стояла на версии, что они обязаны выслушать бедную синюю девушку, которая чуть ли не плакала, хотя плакать она не может, она может только восхищаться владыкой, но тем не менее она чуть ли не плакала. Дракону было плевать на Зиз, но она хотела быть оппозицией Нарциссе, ведь страшно бесилась из-за её неблагодарности. Фива дружила с ней так много лет, и уж могла бы она вполне простить Драконью оплошность, тот маленький факт, что Фива её разок бросила после всех лет слушания нескончаемого нытья. Эльфа же кричала, что на кону целый мир, жизни миллионов пусть и не очень живых призраков, а Дракон приковала всеобщее внимание всего ко одной жизни, не Существа и не призрака даже, а просто результата заклинания, что жизнью, в общем, назвать ещё труднее, чем призраков. Эльфа отмечала, что у них есть сейчас вопросы поважнее, и если Фиве хочется спасти всех мух на планете, она может заняться уничтожением варенья, в котором гибнут миллионы мух, и это всяко полезнее будет. Но на самом деле Эльфу не интересовал весь этот мир и его спасение, а бесило, что Фива с ней спорит вместо того, чтобы валяться в ногах с извинениями, сожалеть и раскаиваться, хватаясь за её щиколотку и горько рыдая, пока Эльфа размышляет, прощать или не прощать.
Том какое-то время молча, но внимательно наблюдал, анализировал, кто и о чём думает, и у кого какие цели.