Возникло ощущение путаницы, безвременья. Малекит смотрел на изуродованное огнем лицо дальнего племянника, но видел в нем лишь отца. Круг замкнулся, древность сделалась новью. Возможно, так было правильно. Возможно, шесть тысяч лет он боролся со своей истинной участью. Король-Колдун и регент Ултуана вместе стали свидетелями момента, который семь тысяч лет определял существование эльфов.
Едва мысли Аэнариона обратились к Гибели Богов, как до его слуха долетел отдаленный шум. Какой-то слабый крик. Звон металла, звуки битвы эхом разнеслись по храму. Аэнарион услышал громовые удары сердца. Ему показалось, что краем глаза он видит ножи, разрезающие плоть, и оторванные конечности. Красные жилы алтаря были вовсе не каменными, они пульсировали, точно артерии. Кровь потоком струилась из алтарного камня. Аэнарион понял, что громовые удары издает его собственное сердце. Оно стучало в груди, словно кузнец, бьющий по наковальне.
Ошеломленный Аэнарион остановился перед окровавленным жертвенником. Предмет, воткнутый в камень, танцевал и мерцал в глазах Короля-Феникса. Неясные очертания поочередно приобретали форму топора, меча, копья, лука, ножа и странного оружия, неизвестного эльфам. Наконец он принял единственное обличье — меча с длинным лезвием и крестовиной, свернутой в руну Кхаина. Черный клинок покрывали красные символы крови и смерти. Аэнарион протянул ладонь… и остановился. Его пальцы замерли не дальше толщины волоса от рукояти меча. Все стихло. Ни одно движение не волновало воздух, весь мир и сами боги затаили дыхание.
Аэнарион знал, что это его судьба. Ему вспомнились все предостережения, слова Каледора смешались с мрачными предсказаниями демонов и мольбами его умершей жены. Но все они не имели для него никакого значения, поскольку душа его была пуста и только меч Кхаина мог заполнить эту пустоту.
Когда Тирион переложил Солнцеклык в левую руку и протянул правую к алтарю, Малекит ухмыльнулся.
— Мой отец хотя бы на миг замешкался, — прохрипел он между кровавыми приступами кашля. — Сам я отвернулся. А у тебя нет силы воли.
Не обращая на него внимания, Тирион отходил с добычей в руке.
Сеятель Вдов, Гибель Богов, Рок Миров, Копье Мести, Осколок Смерти, Мор Небес. Многими именами звали его смертные, демоны и боги. Но лишь одно имя было подлинным: меч Кхаина, Бога Убийств.
Тирион смотрел на оружие широко распахнутыми глазами. Он сжимал искаженное отражение Солнцеклыка. Если Лацелотрай казался осколком солнечного света, ярким и золотым, то новый клинок был черным, как беззвездная ночь, и холодным, как глубочайшая бездна космоса.
Грозовые тучи над головой загрохотали раскатами грома и сверкнули кроваво-красными молниями. Тирион поднял свой новый меч, изогнув губы в безумной усмешке. Малекит беспомощно глядел вверх не в силах пошевелить ни единым мускулом.
— Ларатрай, — прошептал Тирион, давая клинку имя.
Ледяной клык.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
Брат против брата
Между плитами по периметру святилища промчалось что-то черно-серое. Густая тень, которая вздымалась и опадала, точно мускулы громадного скакуна. Притормозив, призрак действительно принял облик полупрозрачного коня с боками цвета полуночи и лентами сумрака вместо гривы. Его всадник, Теклис, перекинул ногу через седло и спешился в нескольких шагах от Малекита и Тириона.
— Брат, не делай этого! — крикнул маг сквозь шум кровавого дождя.
Тирион не обратил внимания на его слова. Он стиснул пальцами рукоять Сеятеля Вдов и взмахнул им. Тени вокруг Малекита удлинились, дождь сделался холоднее. По бушующему небу прокатился раскат грома, а за ним последовал угрюмый смех. Земля задрожала, черепа застучали зубами и забормотали в приступе внезапного веселья, а затем зловеще затихли.
Призрачный конь исчез, чары, создавшие его, уничтожило присутствие меча Кхаина, и Малекит почувствовал, как вокруг него стихают магические ветры.
— Я бы должен удивиться, у видев тебя здесь, — произнес наконец регент, поворачиваясь к брату, — но ты меня больше не удивляешь.
Тирион пнул Малекита носком латного башмака и почерневшие губы Дракона Кортика растянулись в жестокой улыбке.
— И все же я рад тебя видеть. Эта… тварь… еще не убита, и я хотел бы иметь хоть одного свидетеля своего триумфа, пусть даже им будет предатель.