Малекита не тревожила заминка. Каждый эльф, павший в тот день от меча или стрелы, питал Ветер Шаиша. Из этого источника смертоносной энергии Король-Колдун черпал огромную силу. Друкаи могли себе позволить потерять двух воинов на каждого убитого азура, и эльфы Ултуана знали об этом.
Концентрацию Малекита нарушило внезапное ощущение пустоты в ветрах магии. Полное затишье в них, стремительное прекращение потока энергии потрясло Короля-Колдуна. Ни разу со времен Каледора Укротителя Драконов он не видел подобного заклинания. И вместе с Каледором, которого поглотил созданный им же вихрь, были утрачены и эти тайные знания.
Сафериец парил над Малекитом, крепко сжимая посох. Казалось, молодой изможденный эльф, напряженно склонил голову набок, прислушивался к своему волшебному жезлу. Затем он посмотрел на Малекита, и лицо мага навсегда запечатлелось в памяти Короля-Колдуна.
Он не увидел в глазах противника ничего: ни страсти, ни жизни, которые правили умами азуров. Сафериец смотрел на Малекита точно акула, пустым и хищным взглядом, какой Король-Колдун встречал лишь однажды — у своего отца прежде, чем тот отправился вернуть меч Кхаина, зная, что обратно уже не придет. Это был взгляд того, кто понимает, что миру вот-вот наступит конец.
Магические ветры внезапно ожили, застигнув Малекита врасплох, настолько его заворожил вид чародея. Первые слоги контрзаклятия едва успели слететь с искалеченных губ Короля-Колдуна, как его захлестнула волна высшей магии.
Сначала было холодно, словно в водопаде, текущем в обратную сторону, отчего Малекит онемел с головы до ног, но затем обрушился жар. Он нарастал в сердце эльфа, возвращая воспоминания о храме Азуриана и проклятии Короля Всего Сущего.
Вспыхнула боль, столь же сильная, как и в тот момент, когда Малекит впервые ступил в священный огонь. Потускневшее за шесть тысяч лет пламя пробудилось и разгорелось заново.
Глаза мага светились торжеством и безжалостной победой.
Боль была слишком сильной, а раны, терзающие тело Малекита, слишком жестокими и всепоглощающими, чтобы их вынести. Не нашлось бы ни заклинания, ни бальзама, ни талисмана, которые могли бы спасти его. Через полдюжины ударов сердца он будет мертв. Уничтожен, как если бы остался в пламени Азуриана. Существовал единственный способ сбежать и лишь одно мгновение на то, чтобы открыть портал.
С безмолвным криком Малекит разорвал завесу между мирами и бросился в запределье, покинув смертную оболочку ради того, чтобы выжить в Царстве Хаоса.
Когда Малекит очнулся, он был один. На его теле тяжестью лежало прикосновение Гирана. Ветер Жизни, по иронии судьбы, смешивался с Ветром Металла, Хамоном. Малекит приподнял ладонь, но боль пронзила его грудь и живот, плечо и руку. Воспоминания о том, что произошло в конце его противостояния с Тирионом, перемешались с трагедией на Финувальской равнине, но то, что он уцелел, казалось удивительным.
Малекит поднял железные веки и увидел обращенный на него тусклый взгляд Теклиса. Вокруг них медленно угасало сияние отчаянного перемещения мага. Белый камень стен и потолка заставлял Малекита предположить, что и пол был из того же материала. Слева заслоняло свет что-то темное и массивное, это оказалась едва живая Серафон. Краем глаза Малекит заметил еще одну фигуру и узнал в ней Карадриана.
— Отдыхайте, — произнес маг, пока капитан оглядывался, не меньше Короля-Колдуна пораженный тем, что остался жив.
Малекит не мог спорить. Ран было слишком много, а яд ассасина разъедал тело, точно кислота. Забытье лишь обрадовало.
— С возвращением.
Голос прозвучал неожиданно, и Малекит резко повернул голову. В углу сидела фигура в серебряных доспехах и с алебардой на коленях. Рядом, на белом мраморе пола лежал шлем. Карадриан говорил тихо, но в этом месте даже его шепот казался невероятно громким, эхом отражаясь от искусно обработанного камня.
— Вижу, забота Теклиса возымела некоторый результат.