— Что ты здесь делаешь? — шепнул Малекит, махая восхищенной толпе.
— Я приехала навестить тебя, мой замечательный сын, — ответила Морати, не прекращая улыбаться собравшемуся внизу народу. — Материнское беспокойство, ты же знаешь. До меня дошли слухи, что ты отправляешься в дикие края ради каких-то нелепых приключений, поэтому я решила, что до твоего отъезда мне лучше наконец посетить твой новый дом.
— Тебе меня не отговорить, — предупредил Малекит. — Через несколько дней я уеду.
— Отговаривать тебя? — сказала Морати с легким смешком. — Почему бы мне не хотеть твоего отъезда? Разве не я стояла на пристани, когда ты покидал Нагарит, и велела тебе заслужить величие и славу для себя и своего народа? Разве ты не добился этого, и разве не я смотрела на все, чего ты достиг, с великой любовью и гордостью?
— Прости меня за недопонимание, — произнес Малекит. — Если ты здесь, чтобы поддержать меня, то я весьма благодарен.
Морати ответила не сразу, вместо этого она показала знаком, что им следует удалиться внутрь. Помахав на прощание и улыбнувшись, Малекит вышел с балкона и, закрыв окно, повернулся к матери.
— Так почему ты здесь? — спросил он не с упреком, а с искренним интересом.
— Не потому, что тебе нужна моя поддержка. По крайней мере, физическая, — ответила Морати.
Увидев, что мать махнула рукой в сторону бутылки на столе, Малекит взял из одного из многочисленных шкафчиков чистый бокал и налил Морати вина. Та с кивком его приняла, пригубила, а затем продолжила:
— Ты слишком долго находился вдали от Ултуана. Я хотела уговорить тебя вернуться, вместо того чтобы бродить по Пустошам, но потом поняла, что это было бы глупо и только вызвало бы твою ко мне неприязнь, а возможно, даже презрение.
— Ты права, я не вернусь на Ултуан, — сказал Малекит. — Почему ты думаешь, что сделать это сейчас настолько важно?
— Не сейчас, но скоро, — ответила Морати. — Я чувствую, что власть Бел Шанаара ослабевает. Он присвоил твои отношения с гномами, и это была попытка упрочить свое пошатнувшееся положение. Теперь колонии пустили корни, все княжества наслаждаются спокойствием и богатством, которые приносят нам заморские земли, и Тиранок не меньше и не больше, чем остальные. Самые отважные духом наггаротты покинули остров, поскольку новые поколения хотят подражать таким, как ты, а не степенному и слишком простодушному Бел Шанаару. В спокойствии скрывается слабость, ведь меч должно выковать в пламени, прежде чем он найдет покой в ножнах. Ултуан лишился своего пламени. Империя продолжает расти, но Ултуан слабеет.
— Если Ултуан ослаб, то это вина князей, которые им правят, — сказал Малекит, наливая напиток в свой бокал.
— Именно об этом я и говорю, — огрызнулась Морати. — Никто не способен стать преемником Бел Шанаара — его двор такой же немощный, как и он сам. Здесь твои успехи справедливо хвалят, но там копируют, присваивают и принижают. Если бы ты только вернулся к нам до того, как Бел Шанаар объединился с гномами и украл твою победу. Пришло время создать себе новую легенду и с триумфом появиться опять, чтобы потребовать то, что принадлежит тебе по праву.
— А что ты ответишь, если я скажу, что никогда не вернусь? — спросил Малекит. — Если я решил, что мое место здесь, подальше от удушающих объятий Ултуана?
— Тогда я прокляну тебя за глупость и выкину из своей жизни, — сказала Морати. — Но ты совсем так не думаешь. Ултуан тебе не по нраву, и я не могу винить тебя за это. Он словно дева, которую любишь ты, а прижимает к груди кто-то недостойный. Но стоит отвернуться от этого зрелища, как понимаешь: что бы она ни делала, любовь к ней все еще жива в твоем сердце.
— Конечно, ты права, — согласился Малекит. — Ултуан нравится мне, как возлюбленная, которая много раз отвергала мое внимание, и все же ее взгляд всегда задерживался на мне, искушая мыслью, что однажды она примет мои ухаживания. Тем не менее если слова твои правдивы, то, возможно, для меня уже слишком поздно. Краса юности поблекла, и Ултуан, быть может, приходит в упадок и скоро исчезнет. Что, наверное, и к лучшему. Мы разорвем связи с этим маленьким островом и протянем руку ко всему миру.